Сильнее бури
Шрифт:
– Хороша шурпа!..
– А вы покрошите туда лепешку, - посоветовал Уста Хазраткул.
– Ничего нет вкуснее шурпы с лепешкой. А в степи, на свежем воздухе такая шурпа - объедение!
– Ты меня не учи!
– обидчиво сказал Кадыров.
– Я ведь не из городских, знаю толк в шурпе!.. Сколько раз приходилось обедать в поле! Уста Хазраткул улыбнулся:
– То - в поле, а то - в степи! Тут и работаешь всласть, и ешь за двоих! Богатырем себя чувствуешь!..
Строители, не забывая о еде, с любопытством прислушивались к разговору бригадира й председателя. Ощутив на себе их внимательные
– Довольно вы поели шурпы на целине! Теперь будете кушать плов на старых землях! С сегодняшнего дня половина строителей закрепляется за полеводческими бригадами. Остальным придется поработать в кишлаке, привести в божеский вид дома, поврежденные бурей!
– А как же новый поселок?..
– Это уж не мое дело. Не я это затеял, не мне об этом заботиться. Нам об одном надо думать: нак собрать в этом году обильный урожай хлопка!
Уста Хазраткул, тоже встав, примерз недобрым взглядом к лицу Кадырова:
– Неладное говоришь, раис! Посмотри, сколько мы уже сделали! Буря нам не помешала. В котлованы нанесло песка - мы его оттуда выбросили. Цемент, известь, гвозди - все уберегли от бури! И печь наша стоит, как ни в чем не бывало: на днях начнем обжигать кирпич. Теперь только работать й работать, а ты приказываешь отступать. Не дело это! Мы понимаем: надо бы и в кишлаке дома подлатать. Что ж, мы не отказываемся. Мы и хлопкоробам готовы помочь. Выделим людей! Но свернуть работу на целине - не в твоей власти, раис!
– Он обернулся к строителям, которые еще не управились с обедом: - Верно я говорю, дорогие?..
К Уста Хазраткулу подошел один из строителей. Немало, видно, лет прожил он под солнцем: кожа на лице твердая, как хлебная корка, изрезана глубокими морщинами, взгляд жесткий, колючий.
Обращаясь к Кадырову, старик сказал надтреснутым голосом:
– Не много ли берешь на себя, раис?.. Такие дела решаются на общем собрании. Нам собрание доверило почетную работу, и мы не бросим ее. Нет, не бросим, пока народ не скажет свое слово!..
Кадыров сощурил глаза в высокомерной усмешке:
– Вот вы как заговорили… «Мы не отказываемся», «мы выделим», «мы не бросим». А председатель для вас пустое место? Нет, дорогие, пока еще я хозяин в колхозе, а не вы! И я не стану по каждому поводу созывать собрание! Не болтать надо, а работать! А за работу я отвечаю, я, председатель колхоза!.. И я приказываю: собирайте свои пожитки и - в поле, в кишлак! Иначе я с вами поговорю по-другому!.. Мое решение сак… сан-кци-они-ро-вано районным начальством! Я… я не позволю вам подрывать авторитет вышестоящих лиц!..
Кадыров захлебнулся последней фразой, каким-то ошалелым взглядом окинул притихших строителей и, даже не попрощавшись с ними, удалился твердой, тяжелой походкой.
Уста Хазраткул с таким усердием заскреб пятерней затылок, что столкнул свою шляпу, но так и не поднял ее: он увидел Айкиз, скачущую к ним на Байчибаре, и заспешил ей навстречу.
Глава тринадцатая
«С НАРОДОМ ГОРЫ СВОРОТИМ»
К
Айкиз, узнав о грозившей полям опасности, помчалась на Байчибаре к Смирнову. Они собрали сведущих, опытных мирабов, прошли с ними вдоль канала, с дотошной внимательностью обследовали каждый участок береговой насыпи, позаботились, чтобы к ненадежным местам были доставлены камни, хворост, свежие ветки. Мирабы принялись укреплять, латать подмытые берега. Когда стемнело, дехкане, хлопотавшие на канале, зажгли фонари, и канал на всем своем протяжении расцвел радужными колеблющимися огоньками.
Так прошли вечер, ночь… А утром, когда буря сложила крылья, когда и опасность нежданного паводка миновала, Айкиз простилась с мирабами и Смирновым. Смирнов уговаривал ее отдохнуть, вздремнуть в конторе, но Айкиз торопилась:
– Нет, Иван Никитич, отсыпаться будем после! Сейчас, верно, ни одному дехканину не до сна!..
– Ну, Кадыров-то, пожалуй, спит сладким сном праведника и видит во сне, как черти поджаривают нас на сковородках.
– У Кадырова сейчас забот больше, чем у других. Ведь болеет же он за свой колхоз!
–
Айкиз пристально посмотрела на Смирнова и рассмеялась.
– Ой, Иван Никитич! У вас борода отросла! А глаза совсем слипаются!..
Смирнов блаженно, до хруста в костях, потянулся:
– Поспать бы сейчас… А потом побриться… И зажить наконец нормальной, спокойной жизнью!
– Вот и ложитесь спать, Иван Никитич!
Но Смирнов, махнул рукой. Обменявшись с Айкиз крепким, сердечным рукопожатием, он юношески бодрой, какой-то нетерпеливой походкой вернулся к водохранилищу.
Айкиз уехала, в степь. Она побывала у хлопкоробов, на полевом стане Погодина, навестила старого Халим-бобо, зарывавшего в землю похожие на паучков корни поваленных бурей саженцев, и направила Байчибара к участку Уста Хазраткула.
Выслушав сердитые сетования бригадира, Ай- низ усмехнулась.
– Так… История повторяется! Ну что ж, Уста-амаки, как говорят солдаты, оружие - к бою! Поеду поищу председателя.
Кадырова она нашла близ участка Ббкбуты. Председатель колхоза разговаривал с нагрянувшим в Алтынсай Джурабаевым. Рядом, на шоссе, грелся на солнце старенький, запыленный газик секретаря райкома, а вокруг Кадырова и Джурабаева тесным полукольцом стояли колхозники.
Так всегда бывало: явится куда-нибудь Джурабаев, остановит машину, подзовет к себе кого-нибудь из местных командиров, глядишь, а их уже окружил народ, невесть как узнавший о приезде секретаря райкома. И Джурабаев старается всех вовлечь в оживленную беседу, раздувает угольки горячего спора, и сам не отмалчивается, не напускает на себя вид хитрого, всеведущего оракула, который до поры до времени приберегает решающее слово, а тоже спорит, убеждает, подсказывает.