Сильнее бури
Шрифт:
– Каждый из нас за все в ответе…
– Брось, Иван Никитич! Сейчас речь о тебе. Ты всем распоряжаешься, с тебя и спрос! Почему ты не сказал мне, что в твое распоряжение поступили вагончики? Кому ты их передал?
– Вагончиков было мало, Иван Борисыч.
– Верю, что мало! Но были! И ты отдал их своим экскаваторщикам.» Грубо говоря, прикарманил. А мы что для тебя - чужие?..
– Иван Борисыч!..
– Погоди, Иван Никитич… - Погодин развел руками и, словно удивляясь, сказал: - Вот ведь штука какая! Занять 1 мы все одним делом. Тебя над нами поставили начальником, а у тебя, оказывается, все делится на свое и
Смирнов молча поднялся со стула и принялся ходить по комнате, а Погодин, горячась, продолжал:
– Ну, откуда это в тебе появилось, Иван Никитич? Или это такая уж въедливая, заразная вещь. Возведем вокруг своих ведомств глухие стены и думаем, как в поговорке, будто солнце и луна светят только для нас. Обеспечил своих людей, свой участок - и молодец, и хорошо! У тебя - плюс, а у меня - минус. В общей-то сложности минус и получается. Ведь ежели мы, трактористы, своего дела не сделаем, и общее прахом пойдет. А значит, и труды твоих экскаваторщиков пропадут даром! И, выходит, льешь ты воду на кадыровскую мельницу! Случись у нас затор, он-то, уж будь спокоен, не упустит случая поднять шум: «Я, мол, говорил, я, мол, предупреждал!..» Буря-то, сам видишь, врасплох нас застала…
– Ты не паникуй, - буркнул Смирнов и, посмотрев на барометр, добавил: - Ничего с твоими трактористами не станется. Буря долго не продлится.
– Эта пройдет - новая может нагрянуть!
«- Выстоим!
– уже менее уверенно сказал Смирнов.
– Ребята у тебя богатыри, 1ш никакая буря нипочем!..
Погодин внимательно поглядел на Смирнова и покачал головой:
– Смотрю я на тебя, Иван Никитич, - сам ты не веришь тому, что говоришь. А признаться, что не прав, тебе неловко!"
Он помолчал, подумал и добавил:
– С трудностями мы, конечно, справимся… Только что-то в последнее время взяли мы за обычай всякие бытовые неполадки и те в трудности перекреиувать. И ура кричим: «Спешите в степь, товарищи, там хорошо, трудно: жить негде, есть нечего!..» И так уж мы привыкли к чудесному, великолепному свойству наших людей: не бояться трудностей, что порой и не заботимся, чтобы этих трудностей было поменьше. Правда, в этом случае нам, ответственным работникам, самим пришлось бы потяжелее, да ведь на то мы и ответственные!
Смирнов устало опустился на свой стул и, усмехнувшись, - над Погодиным ли, над собой ли, - спросил:
– Все сказал?
– Хватит с тебя.
Легкий и сухощавый^ Смирнов за эти минуты словно отяжелел; даже плечи у него обвисли, будто налиты были свинцом, тянувшим их книзу.
– Вот что, дорогой Иван Борисыч, - строго и медленно, пытаясь скрыть за угрюмой ершистостью покаянную растерянность, произнес Смирнов.
– Слушал я тебя, слушал, а ничего нового не услышал. Незачем меня агитировать, я и сам все знаю. Кан прибудут вагончики, первым делом отправлю тебе.
– Не как прибудут, а сейчас!
– решительно заявил Погодин, понимая состояние Смирнова, которому, видно, трудно было вот так сразу признать свою вину и сдаться.
– Негде мне их сейчас взять…
Погодин рассмеялся:
– Врешь, Иван Никитич, имеется, наверно, неприкосновенный-то запасец! Такой скряга, каким ты ста'л, обязательно прибережет что-нибудь на черный день!
Смирнов прошел за свой стол, выдвинул один из
– На, возьми. И отстань. Завтра утром пошлешь людей на станцию, на склады…
– Сегодня же пошлю!
– вставая, сказал По- • годин.
Смирнов тоже встал;
– Как знаешь! И учти: уступил я тебе, чтоб отвязаться.
" Погодин лукаво улыбнулся:
[,ш - Понимаю, Иван Никитич!..
– Претензий больше нет?
Погоди^, посерьезнев, подошел к Смирнову и, положив ему на плечо руку, тихо сказал:
– Я ведь, Иван Никитич, не за вагончики на тебя обиделся. Без них я обошелся бы… А без тебя, вот без такого, каким я тебя знаю уж немало лет, мне трудно… Когда я услышал об этих вагончиках…
– Ладно. Помолчи.
– Понял меня, Иван Никитич?
– Молчи. И без того тошно.
Смирнов резким, досадливым жестом - от уха к затылку - взъерошил свои белесые волосы, а когда поднял голову - лицо у него бы А) уже ясное, повеселевшее… Друзья помяли друг друга в неуклюжих объятиях и двинулись к выходу.
Как только Смирнов распахнул дверь, в глаза ему сыпануло колючей, сухой пылью. Ветер отшвырнул дверную створку к наружной стене дома, петли скрипнули - зло и жалобно; со стены посыпалась штукатурка. Смирнову, лишь напрягшись, еле удалось закрыть дверь… Он постоял несколько минут молча, прислушиваясь к грозному плеску волн, вглядываясь в сумеречную темь, наполненную движением туч, песка, ветра, и, неодобрительно покачав головой, спросил:
– Ив этакую-то непогодь ты собираешься ехать обратно? Переждал бы у меня…
– А кто знает, сколько придется ждать? Ты слышал узбекскую поговорку: ожиданье страшнее смерти? Нет, Иван Никитич, я уж поеду… Надо о вагончиках позаботиться. Да и вообще… Лучше сейчас быть там, на стане…
– Ну что ж… Ни пуха тебе ни пера.
Погодину хотелось поскорее попасть на стан, и он решил ехать не обычной, окольной дорогой через кишлак, а прямиком, по протоптанной в пустынной степи узкой тропинке. Сейчас тропинку всю занесло песком, да в этакой темноте ее все равно трудно было разглядеть. Буря стерла все ориентиры, и Погодин мчался наугад, не зная даже, где он в эту минуту находится… Им владело одно желание, которое сам для себя он выражал коротким, порывистым словом: скорее!.. Скорее, скорее - потому что он нужен людям, борющимся с бурей и с целиной! Скорее - потому что, как ему ни трудно, а им. еще труднее, и его место - там, с теми, кому трудней всего. Скорее, скорее! Пусть топчутся на месте те, кто только подталкивает людей, а не бросается сам в гущу боя. «Место коммуниста на переднем крае1 Только на переднем крае!
– думал он.
– Скорее, скорее!»
Мотоцикл, напрягаясь до дрожи, подскакивал, и казалось - вот-вот рассыплется. Очки плохо защищали от песка. Песок попадал в глаза, наби-. вался в уши, хрустел на зубах, колол, сек лежавшие на руле руки. Вокруг хозяйничала буря, но Погодин не видел, а только слышал ее. Она словно всасывала в себя раскатистое тарахтенье мотора, тйушила его воем ветра, глухим шорохом мечущегося в воздухе песка.
На пути Погодина лежал неглубокий овражек. Днем ничего не стоило провести через него свой мотоцикл, но сейчас директор не мог даже определить, далеко ли еще до овражка. На полной скорости Погодин вдруг, влетел на его край. Мотоцикл подпрыгнул и повалился на бок.