Сильнее страха (сборник)

Томан Николай Владимирович

— А кто допрашивает его?

— Антипов.

— Опять Антипов?

— Да что у тебя за неприязнь такая к этому человеку?

Подполковник не может достаточно убедительно ответить на этот вопрос. Старший лейтенант Антипов давно уже внушает ему чувство, близкое к антипатии своей чрезмерной самоуверенностью. Не любит таких Волков.

«Не очень-то разбираешься ты в людях, Михаил…» — с досадой думает он о Миронове.

А Миронова так и подмывает поговорить с Волковым «начистоту».

— Ты знаешь, Василий Андреевич, я тебя

уважаю, — с трудом сдерживая раздражение, произносит он. — Но тебе известно и мое кредо — бесспорные факты. Даже доверие должно быть обоснованным, а тем более — недоверие… А ты слепо не доверяешь Антипову, зато какого-то мальчишку Алехина прочишь мне в помощники. Откуда это недоверие к одному и вера в таланты другого? Интуиция? А где уверенность, что она тебя не подведет?

— Не знаю, что ты имеешь в виду под интуицией, — спокойно замечает Волков, поудобнее устраиваясь в кресле, — а мне лично разбираться в людях помогают тридцать лет моей работы в милиции. Называй это как хочешь, я же считаю это опытом, вернее опытностью.

— Но ведь подводила же тебя эта опытность? Ошибался же ты?..

— Ошибался, — признается Василий Андреевич. — И не раз. Может быть, и теперь ошибаюсь, но если ты заметил, я никогда ничего не утверждаю до поры до времени. Ну, и хватит об этом. Давай лучше о деле. Допрос Мерцалова — дело серьезное. Ты этого никому не передоверяй.

— Слушаюсь, — холодно отзывается Миронов, хотя и считает, что Антипов мог бы сделать это не хуже, а может быть, даже лучше его. Есть у Антипова, по глубокому убеждению Миронова, какая-то удивительная способность «влезать к людям в душу», добираться до самых сокровенных мыслей.

— Ну, а теперь — по домам! — решительно заключает Волков. — Мы и так слишком засиделись.

На следующее утро, едва подполковник Волков появляется в своем отделе, майор Миронов докладывает ему заметно дрогнувшим голосом:

— Мерцалов скончался от инфаркта, Василий Андреевич…

— Что ты говоришь?! Когда?

— В час ночи.

Значит, не обмануло его предчувствие — не обошлось без сюрприза это дело со спекулянтом брильянтами…

— Срочно разберись во всем и доложи! — приказывает он Миронову. — Не сомневаюсь, что дело тут нечисто.

Майор Миронов тотчас же вызывает своего помощника, старшего лейтенанта Антипова, довольно молодого еще, но уже лысеющего человека. У Антипова растерянный вид. На вопрос Миронова, как все это произошло, он лишь беспомощно разводит руками:

— Кто же его знал, товарищ майор, что он сердечник… У него, оказывается, уже было два инфаркта.

— А кто из наших врачей засвидетельствовал смерть?

— Логинов.

— Попросите его ко мне.

Логинов подтверждает все, что сообщил Антипов. Да, действительно, у Мерцалова уже были два инфаркта, и умер он от третьего. Причина последнего — видимо, потрясение, вызванное арестом. Все как будто бы вполне естественно, однако Миронова

это не успокаивает. Ему не нравится, что Антипов заметно нервничает почему-то, а Логинов явно не договаривает чего-то.

— Только ли в аресте причина третьего инфаркта? — пристально глядя в глаза врачу, спрашивает Миронов. — Почему случилось это не в день ареста, а спустя несколько дней?

Логинов недоуменно пожимает плечами:

— Весьма возможно, что было и еще какое-то обстоятельство, потрясшее его сильнее ареста.

— А смерть Мерцалова наступила мгновенно?

— Нет, боюсь, что не мгновенно…

— Как вы думаете, его еще можно было спасти, если бы вовремя была оказана медицинская помощь?

— Или хотя бы оказался под рукой нитроглицерин, — добавляет Логинов.

— А его тоже не было?

— Да, не было. И это очень странно. У человека, перенесшего два инфаркта, не могло не быть при себе валидола и нитроглицерина.

Миронов переводит взгляд на Антипова. Старший лейтенант заметно бледнеет. На лбу его выступает испарина. Не ожидая нового вопроса, он произносит скороговоркой:

— Возможно, при обыске у него отобрали все это.

— А вы даже не поинтересовались, что именно у него отобрали?

— Я интересовался главным образом документами, записными книжками и записками. Но были, кажется, и какие-то лекарства…

— А он разве не протестовал, когда отбирали у него валидол и нитроглицерин? — интересуется Логинов.

— Он протестовал по поводу каждой отобранной у него бумажки, — уже несколько успокоившись, отвечает Антипов. — А лекарства я тоже не мог ему оставить — я ведь не врач. Мало ли что могло быть среди этих лекарств. В пробирке с нитроглицерином мог оказаться и цианистый калий.

— Почему же вы мне не доложили об этом? — спрашивает Миронов, в упор глядя в серые глаза Антипова.

— В этом я действительно виноват, товарищ майор, — спокойно выдерживая взгляд Миронова, отвечает Антипов. — Этого я не сделал. Не хотел вас беспокоить по пустякам.

«Как он может так хладнокровно говорить об этом? — теперь уже с неприязнью думает об Антипове Миронов. — Ох, кажется, и на этот раз не подвела Волкова его интуиция…»

— Кто дежурил по отделу в эту ночь? — хмуро спрашивает он Антипова.

— Лейтенант Алехин.

— Вызовите его ко мне и можете быть свободны.

Лейтенант Алехин недавно в отделе Волкова. Всего два месяца. Он в ОБХСС — прямо из милицейской школы. Подтянут, как хорошо вышколенный курсант военного училища. Невысок ростом, широкоплеч. Похоже, что занимается спортом. Лицо открытое, смышленое. Миронову помнится, что Волков хвалил его за что-то…

— Докладывайте, лейтенант, — строго обращается к нему Миронов, — что произошло за время вашего дежурства?

Алехин хотя и отрапортовал уже обо всем Волкову, повторяет теперь свой рапорт и майору. Но Миронову все это уже известно, и он нетерпеливо перебивает его: