Сильнее только страсть
Шрифт:
В ее голосе звучала подлинная гордость, и опять Карлейль не мог не удивиться ее непосредственности.
– Я хочу и могу, – проговорил он негромко, – вместо того чтобы причинять ненужную боль, показать тебе то, чего ты еще не знаешь и что доставит неизмеримое наслаждение.
– Нет, – сказала она.
– Да, – возразил он, начиная вскипать. – Но не сегодня.
– Вы никогда не сломите меня, милорд, – уверенно сказала она.
– Я вовсе не собираюсь тебя ломать! Что за глупости!
– Но вы же стремитесь одержать полную победу? Разве не так? – Тон был рассудительным, почти
Господь Всеблагой! Она предлагает ему сделку? В уме ли она? Неужели он женился на безумной? Будет ли он вообще в состоянии выполнять свои супружеские обязанности после того, что услышал?
– Твоя мысль о поединке между нами по меньшей мере безрассудна, чтобы не сказать отвратительна! – Он еще больше возвысил голос.
Ее лицо залилось краской не то от обиды, не то от стыда.
– Вы считаете, я просто женщина, и только? Он уже не сдерживал гнева.
– Да, женщина, а кто же еще? – крикнул он и резким движением сунул ладонь между ее ног. – То, чего сейчас касается моя рука, лишний раз убеждает меня в этом. – И, тщетно стараясь не обращать внимания на жар, который ощутил у себя под пальцами, поспешно добавил: – И я никогда не стану ни в чем состязаться с тобой! Выкинь всякую ерунду из головы! Ты моя жена.
Он хотел надеяться, что их несуразный разговор больше не возобновится, но Джиллиана вздохнула и заговорила снова серьезным, печальным голосом:
– Значит, мы очень разные люди. Я как раз думала, что, если мы муж и жена, то будем в чем-то состязаться друг с другом. И во владении оружием тоже. Ведь это так интересно!
Он уже отнял руку от ее лона.
– Нет, – сказал он, – ты не станешь ни с кем сражаться, и никто не посмеет тебя обидеть. Ты будешь под моей защитой.
– Да, я ваша супруга и ваш вассал, – проговорила она все так же серьезно, даже торжественно, но слишком по-детски. – И мой меч в вашем распоряжении.
Он не сдержал смеха.
– Будь уверена, я не воспользуюсь им.
– Им воспользуюсь я!
Похоже, она давала клятву перед битвой. Как ему надоело слушать такое!
– Я сказал только сейчас, – жестко повторил он, – что оружие тебе не пристало!
И тогда у нее вырвались слова, которых она произносить не хотела, но остановиться не могла:
– Мне оно нужно не только для того, чтобы защищать себя или вас. Я должна отомстить за отца!
В его глазах она уловила презрительное удивление и быстро отвернулась, чувствуя, как в душе поднимается злость. Он тоже откинулся на подушки и холодно сказал:
– Довольно. Тебе пора спать.
Ответа, который донесся до его ушей, он не ожидал.
– Со мной нельзя разговаривать как с надоевшим слугой. Я никогда им не буду! – В ее тоне прорвалась сдерживаемая ярость.
Поворачиваясь к ней спиной, он пробормотал:
– Ты будешь тем, чем я прикажу.
Ей хотелось ударить его кулаком в спину, но она сдержалась, ответив с ледяным спокойствием:
– Вы – мой супруг, но не мой командир на поле боя, И я буду подчиняться только тем вашим приказам, которым захочу подчиниться.
Карлейль
Двумя днями позднее, когда они уже пересекли границу, все в отряде знали, что между лордом и леди Карлейль пробежала кошка.
В Джедборо, на одном из последних привалов, Джон Карлейль решил наконец побеседовать с братом Уолдефом о том, что его не могло не тревожить все последние дни.
– Пойдемте в монастырский сад, брат, – сказал он ему, – где нас не будут слышать.
Цистерцианец опустил в рукав свой требник и без возражений последовал за Карлейлем. Он догадывался, о чем тот хочет с ним говорить.
– Расскажите мне все, что знаете о моей жене, – попросил Карлейль.
И первыми словами монаха был вопрос:
– Она пытается убедить вас, что, взяв ее в жены, вы совершили плохую сделку?
Ответ прозвучал мгновенно:
– Нет, скорее пробует втянуть меня в еще худшую. Монах понимающе улыбнулся.
– Я впервые познакомился с ней, когда она была семилетним ребенком, – так начал он. – Ее отец дал ей то, что мог дать, чем сам владел лучше всего, – научил пользоваться колющим оружием. Я никогда не видел ни одного мальчишки ее лет, который бы лучше ее умел обращаться с оружием. Конечно, она слабее мальчика, но Уоллес знал способы, благодаря которым более слабый солдат не уступит более сильному, и она овладела всеми его уловками. Он занимался с ней каждый Божий день без устали, для нее не было большей награды, чем его одобрение. Она жила ради этого.
– А для чего она жила потом?
– Потом, наверное, для того же самого, пускай даже на расстоянии, поскольку они с отцом пребывали в разных местах. Но кроме боевых упражнений, ее учили грамоте и еще кое-чему.
– А теперь? Что для нее главное теперь, как вы думаете? Ради чего она хочет жить?
– После его смерти на эшафоте – ради отмщения тем, кто предал его в руки англичан, – ответил Уолдеф.
– Она знает... подозревает кого-нибудь? Монах горестно покачал головой.
– Всех и каждого. К примеру, вас, милорд.
– Меня? – вскричал Карлейль. Собеседник наклонил голову.
– Да, и я вынужден был поклясться перед ней на кресте, что вы неповинны в преступлении против ее отца. Иначе, думаю, вместо того чтобы протянуть вам обручальный перстень, она кинулась бы на вас с мечом или кинжалом.
– Помнится, вы вскользь предупреждали меня о подобной угрозе, – проговорил Карлейль с натянутой улыбкой. – Будто она может перерезать мне горло. Только не сказали, за что. Слава Богу, благодаря вам я могу теперь не опасаться.
Монах сконфуженно пожал плечами.
– По правде говоря, я не питаю полной уверенности, что она поверила мне. Ни тогда, ни сейчас. – Он поднял голову, глядя на высоченного хмурого собеседника. – История с отцом и явилась причиной вашего разлада?
Карлейль не стал оспаривать, что разлад был. После некоторого молчания он сказал задумчиво, словно обращаясь только к самому себе:
– Какая же все-таки страстная, неуемная натура. Но зачем, черт возьми, тратить заряд своих чувств на злобу и подозрения, вместо того чтобы точно узнать, кто виновен в предательстве, и расправиться с ним?