Сильнее всех преград
Шрифт:
– Доброе утро, мистер Малфой, – монотонно пропел он. – Я слышал, скоро ваше задание будет выполнено.
– Доброе... – еле выговорил Драко, держась за голову. – И всё-то вы знаете.
– Не буду спрашивать, нужна ли помощь.
– И на том спасибо.
– Не забывайтесь! – резко осадил его Снегг, сверкнув своими чёрными глазами.
– Тогда можно пройти, сэр? – раздражённо вторил ему Драко, почти ослепнув от непереносимой боли.
– Сейчас начнётся завтрак, вам нужно вниз, – назидательно протянул профессор.
– Да, да, я помню! Мне что, уже нельзя ходить по замку? Или меня поймает этот сквиб Филч и сдаст Ордену Феникса?!
– Замолчите! – прошипел Снегг, сузив глаза и сейчас похожий на змею как никогда. –
Он проследовал мимо Драко вниз, нарочно задев его локтём. Но перед тем, как свернуть на следующий лестничный пролёт, Снегг бросил через плечо:
– Кэти Белл выписали из больницы.
Драко вздрогнул. Он стоял на верхней ступеньке, согнувшись и обхватив голову руками. Если Белл поймёт, что проклятие наложил он, то у него появятся проблемы похуже раздражения Снегга.
Во-первых, ОД, да и весь Гриффиндор будет мстить за свою любимую охотницу, а Драко так не хотелось с ними связываться. Он был вымотан и обессилен, он не хотел никому причинить вреда, он хотел просто жить. Жить, радоваться каждому дню, сдавать чёртовы экзамены и открыто встречаться с той, которая вот уже много недель занимала все его мысли.
Во-вторых, если Белл вспомнит, что именно он подсунул ей проклятое ожерелье, его вообще могут исключить из школы. Мало того, что это будет очередной позор для их семьи; исключение их наведёт Пожирателей на мысль о том, что он увиливает от выполнения задания, что однозначно и неминуемо повлечёт за собой неприятные последствия для его родителей. Они и так находятся в немилости, а уж теперь...
С этими мыслями Драко сбежал в Большой зал, чтобы убедиться в словах Снегга. По пути ему встречались беззаботные младшекурсники, которые – до Драко долетали обрывки фраз – обсуждали какую-то проделку Пивза и уроки у Хагрида. «Счастливые... – подумал он. – Никаких у них забот».
Едва он вошёл в огромные дубовые двери Большого зала, как увидел посреди него Белл и Поттера, который разговаривал с ней, стоя спиной к дверям. Драко понял, что лучше не попадаться им на глаза и начал шаг за шагом отступать назад, но Белл словно по мановению шестого чувства отвела взгляд от Поттера и уставилась на Малфоя. Даже на расстоянии добрых тридцати ярдов Драко видел, как в её глазах проносятся картины того дня в Хогсмиде, когда он наслал на неё проклятие. Зрачки расширились, и в них отразилось понимание и уверенность. Чувствуя, как боль разъедает его мозг, Драко нервно затянул галстук на шее и пошёл прочь. Гарри в этот момент обернулся, и, увидев стремительно покидающего Большой зал Малфоя, тоже всё понял.
Драко взлетел по ступенькам, держась за раскалывающийся лоб. До восьмого этажа он не добрался, и свернул на седьмом к туалету, чтобы приложить к ноющему лбу что-нибудь холодное. Он пронёсся по этажу, с силой распахнул дверь заброшенного туалета, так что она со стуком ударилась о стену, и подбежал к грязной раковине. Склонившись над краном, в котором должна была быть вода, он ощутил сильное головокружение и судорожно схватился за края умывальника. В голове шумело, всё поплыло, но Драко продолжал стоять, не шевелясь и опустив голову. Боль была такая, что на глазах выступили слёзы. Что-то давило в рёбрах, душило его изнутри, не давало возможности вздохнуть. Он сорвал с себя жилет, надеясь тем самым облегчить дыхание. Это ненадолго помогло, и он открыл глаза. Сначала он осмотрел весь туалет через зеркало – нет ли здесь чудачки Миртл, которая обожала пореветь и, кстати, была его единственным сострадальцем в те редкие часы, когда от безысходности он шёл в этот пустой туалет для девочек и там давал выход мучившим его переживаниям.
Сжав пальцы на краях раковины так, что ногти царапнули керамику, Малфой медленно перевёл взгляд на своё отражение. Несмотря на то, что среди учениц Хогвартса он пользовался широкой популярностью, Драко редко смотрел на себя в зеркало и никогда не обращал внимания на выражение своего лица.
А сейчас он всматривался в этого бледного ссутулившегося юношу с безумным болезненным блеском в глазах и не мог узнать в нём себя. Он был поражён, и не предполагая, что стал... таким. Разбитым и измученным, с тяжёлым взглядом и нездоровой, саркастической... нет, не улыбкой. Оскалом. Драко было жутко смотреть на самого себя; он выглядел хуже самой смерти. Не в силах больше смотреть на этого чужого человека, он открыл кран и, набрав в ладони ледяной воды, промочил горящее лицо. Боль полыхала огнём; Драко снова вспомнил о Дамблдоре, о задании, о том, чем для него обернётся его невыполнение. Ярость в его душе боролась со страхом и, не выдержав этого напряжения, он заплакал, заплакал самыми настоящими жгучими слезами. Он задыхался, давился ими, ненавидя себя за эту слабость и за всё, что сделал в своей никчёмной жизни. В голове стучали молотки, мозг сам выдавал ему картинки: обращённая в рабство Тёмного Лорда мать, опозоренный отец, убитая Астория... Драко со всей силы ударил по крану, так что тот треснул, и вода хлынула фонтаном на зеркало. Он метнул взгляд туда и...
– Я знаю, это ты, Малфой!
Поттер стоял в дверях, ошеломлённо и вместе с тем гневно глядя на Драко:
– Ты её проклял, да?
Не осознавая своих действий, Драко резко повернулся и выхватил волшебную палочку. Гарри уже был наготове. Невербальное заклятие пролетело мимо Поттера в нескольких дюймах, вдребезги разбив настенную лампу. Гарри метнулся в сторону и взмахнул палочкой, но Драко вовремя блокировал заклинание и, будучи не в том состоянии, чтобы осмысливать свои действия, поднял палочку, собираясь поразить противника Вердимилиусом.
За спиной Гарри взорвалась мусорная урна, в которую ударила мощная молния. Он вслух выкрикнул заклятие Локомотор Мортис, оно ударилось в стену прямо над головой Драко, отлетело вместе с куском кафеля и разбило туалетный бачок. Из него, как минутой ранее из крана, мгновенно хлынула вода и залила весь пол. Гарри поскользнулся и упал, а Малфой, от боли и ярости потерявший всякий самоконтроль, с искажённым до неузнаваемости лицом выкрикнул:
– Круци...
– СЕКТУМСЕМПРА! – бешено заорал Поттер.
Драко показалось, что боль, распространившаяся из головы по всему телу, в один миг разорвала его на множество мелких осколков. Он выронил палочку и рухнул как подкошенный на залитый водой пол. Повсюду была кровь... неужели его собственная?
– Нет... – задохнулся Гарри, бросившись к поверженному противнику.
Драко лежал на спине, зажмурившись и сотрясаясь в быстро увеличивающейся кровавой луже. По лицу, груди и животу расползлись жуткие красные полосы: это были глубокие порезы, словно от удара мечом, и из них неудержимо хлестала кровь. Драко понял, что вот-вот потеряет сознание. Это было даже приятно – ведь тогда и голова перестанет болеть. Он смутно слышал голос Поттера, полный ужаса:
– Нет... я же не...
«Держись, Малфой, держись! – приказывал Драко сам себе, ещё пытаясь сопротивляться. Жестокая физическая боль затмила душевную настолько, что в юноше, как ни странно, вновь начала просыпаться сила духа. – Не отключайся! Ты нужен здесь! Нужен!»
Послышался плеск шагов по воде. Потом кто-то опустился рядом на колени и стал водить палочкой по всем его ранам, бормоча при этом замысловатые магические формулы. Кровь начала униматься, и Драко приоткрыл глаза.
Это был Снегг. Ну да, конечно, кто же ещё мог спасти его. Несколько часов назад он косвенно предлагал юному Пожирателю смерти свою помощь, а тот едва сдержался, чтобы не нахамить ему. И вот теперь его жизнь оказалась в руках профессора. Снегг рукой стёр остатки крови с лица и шеи Малфоя и повторил заклинание. Раны стали затягиваться прямо на глазах. Драко почувствовал себя гораздо лучше и посмотрел на своего декана с благодарностью. Снегг заметил это и, произнеся заклятие в третий раз, помог Драко подняться.