Сильнейшие
Шрифт:
— А?! — позабыв про страх, что вернется рвущая боль, Огонек сел. — Что, значит, его убили?
— Откуда мне знать… Попробуй почувствовать.
— Нет, не хочу! — почти выкрикнул мальчишка. Снова соприкоснуться с этим… может, и умереть? Или другое что? Оглянулся испуганно, словно оборотень мог в любой миг появиться в хижине Лиа.
— Не бойся, он не придет и тебя за собой не утянет, — как показалось, грустно произнесла Лиа. — Вы долго не виделись. Всякая связь слабеет. Скоро ты перестанешь ощущать его совсем.
— Скорей бы! — ломким,
— Но и мы тогда бы не встретились, — с мягким укором проговорила целительница.
— Прости, — прошептал мальчишка, и кровь прилила к лицу — отвернулся.
Стыдно было за свою слабость, ой как стыдно. Обрадовался новости, вернувшись в Ауста — велено отдать его под надзор Кави. Мол, пока молод, хоть немного поучится ножом владеть, да и просто телом своим, чтобы первый попавшийся ёжик не загрыз насмерть. «Ёжика» полукровка проглотил, не поморщившись — и правда ведь, как-то не приходилось от зверей отбиваться… кроме — ох, не надо об этом…
А вот Лиа попадаться на глаза не хотелось. Расхныкался, как ничтожество полное. Надо же, почудилось что-то, и сразу готов слезы на кулак наматывать! Да она не раз людей в черные пещеры провожала, перед этим всю Силу до капли отдав, а тут — полсуток просидела с ним, будто он и вправду вот-вот помрет! Стыдно… Вот пройдет время, он искусству бойца поучится, а потом к ней вернется, и к Шиму, и к Иве…
А как же люди, которым ты мог… ну, не то что сильно помочь, но хоть боль снять? — спрашивал внутренний голос. Так я же скоро, возражал сам себе. Я никогда не перестану о них заботиться… но я хочу стать сильнее. Если не как айо, если уж не дано — то хоть просто как человек…
Кираи было заметно меньше весен, чем Кави, и с Огоньком он сошелся ближе. Показывал, как бросать дротики, стрелять из маленького округлого лука — первое давалось Огоньку на диво легко, но к луку никак не мог приспособиться.
— Тебя когда-то учили, — задумчиво промолвил Кираи, наблюдая за солнечным бликом на мишени, в которой торчал брошенный подростком дротик. — Учил воин или охотник, может, тот и другой сразу.
— Отец? — робко спросил Огонек.
— Может, и женщина… такое тоже водится и у нас, и на юге. Посмотри на Элати. Сестра ее терпеть не может дальние дороги и лес, а Элати все нипочем.
«Отчего же Атали гордится не матерью — теткой?» чуть не сорвалось с языка; и сорвалось бы, успей они с Кираи сдружиться сильнее.
Но пока держал язык за зубами, тем паче — Тилави жил тут же, и, казалось, вот-вот и расскажет страшную тайну Огонька. И тогда — со скалы… орлом полетишь.
Огонька особо не дергали — он думал, заставят тренироваться со страшной силой, так нет. Ножи, дротики — Кираи и Кави довольны были, когда он в цель попадал, поправляли ошибки, но видно было — никто ни в охрану не собирается готовить Огонька, ни настоящего бойца из него делать. Метательное оружие знал бы, и только. Даже на лук скоро махнули рукой.
Зато Огонек пристрастился слушать разговоры старших товарищей — по вечерам те часто собирались, рассказывали разное, вспоминали. Все интересно было узнать, откуда шрам-знак на щеке и Кави и у Тилави откуда — через все лицо?
Охотничьи байки слушал с неослабевающим интересом, про древние похождения разных людей, оставшихся в памяти — тоже. А вот про юг — не любил. Про стычки с югом слушать едва-едва мог — казалось, наизнанку кто Огонька выворачивает.
Ну зачем, хотелось взмолиться. Зачем нести самое тяжкое сюда, где так хорошо и уютно? Зачем рассказывать такое, от чего тревога начинает скулить в костях?
Умывшись после очередной тренировки, отдохнув и полистав пару давно изученных свитков — бездумно, подросток появился во дворе. Направился к группке людей, стоявших возле стены; заросли темно-фиолетового шалфея пенились там, но стоявшие не замечали цветов, равнодушно наступая на них.
Разговаривали четверо — Кави, Кираи, человек, чьего имени Огонек не знал, старший из всех — и Эйнели, доверенное лицо Лачи, ровесник Кираи. Лица у всех четверых были сумрачные — и вовсе не от висевшей над головами тучи.
Когда понял, о чем они, вознамерился уйти — благо, на него и внимания не обратили — но любопытство пересилило.
Слушал, мучаясь желанием покинуть дворик — проклятое любопытство удерживало. Снова боль и кровь… то, о чем не хочется знать — и от чего невозможно оторваться…
— У меня друг погиб на реке Иска, — невыразительно проговорил Кави. — Я был тогда в Чема… Меня звали с собой, не помню, что удержало. Помню того, кто принес нам известие — никого не осталось. У него самого обгорела кожа, и волосы были опалены.
— Что ж, наши ведь и вправду перестарались, — откликнулся Кираи. — С чего их понесло на южную землю?
— Ты не понимаешь… Идти по следу золотой жилы, когда она убегает, издевается, не даваясь в руки — и вдруг обнаружить ее на самом берегу… и знать, что на другом берегу золота еще больше. Они нарушили договор. Но все — слышите?! — все покинули южный берег по требованию! Неужели они заслужили страшной смерти в огне?!
— Наверное, южане считают, что да, — вступил Эйнели. — Мальчишку нам не отдали…
Огонек насторожил уши.
— Какого мальчишку?
Четвертый собеседник выругался, прежде чем ответить. Сказал:
— Они предложили нам золото… и не только. И Лачи принял его. Можно подумать, смерть легко оплатить так же, как покупают морские диковинки или редкие шкуры… Помнится, даже родной брат Лачи рассердился на него и предложил пойти поклониться южанам.
— А… соправительница?
— Если бы Лайа начала говорить громко, ей сумели бы закрыть рот, — вполголоса проговорил Эйнели, обернувшись, и, видимо, не сочтя полукровку опасным. — Я не знаю, о чем думал Лачи. Но можете быть уверены — за горло Лайа он держал крепко…