Сильнейшие
Шрифт:
— Хватит, — негромкий оклик, словно тонкая плеть с металлическим наконечником. — Только убьете тех, что внутри.
И верно, опомнился Хлау. Ветви перемешались с кусками стен… кто знает, что держит жизни жителей этого домика?
— Иди сюда, — повторил Къятта более резко, и это походило уже на команду. Младший шагнул к нему, злой и взъерошенный.
— Мы ничего не сможем. Если ты…
— Помолчи пока.
Зрачки старшего из братьев чуть расширились, лицо больше не казалось равнодушным — появилось нечто, похожее на недобрый азарт. На пару мгновений ощутил себя мальчишкой-подростком, но чувство тут же ушло. Потянулся
Едва ощутимое сопротивление — но не сильнее, чем сопротивляется вода, когда в нее входишь.
Младший, как всегда, забыл поставить щит… и даже не вздрогнул, когда Сила старшего соприкоснулась с его собственной, кажется, попросту не заметил. Желание дать по шее Къятта едва не осуществил; но из-под завала послышался короткий слабый плач.
— Попробуем поднять эту колоду, — сказал молодой человек, в очередной раз смерив дерево взглядом. И, младшему: — Просто позволь мне делать то, что надо, а сам не пытайся убрать все одним махом.
Молчание счел знаком согласия, несмотря на искривившиеся губы и угрюмо склоненную голову.
Хоть и отнюдь не слабые руки были у троих, огромный ствол они бы не сдвинули с места, даже Кайе проиграл старому дереву; а под воздействием незримого, составлявшего суть Сильнейших — оно вздрогнуло, начало выпрямляться, словно устало лежать на земле и решило вновь спокойно расти.
Собиратель меда и парнишка его глядели со стороны, приоткрыв рот. Счастливая улыбка на лице Кайе; он совсем не умеет быть в паре с кем-то, отметил Къятта. Но ему нравится видеть — дерево поднимается.
Вот оно уже полностью над землей, ни одна веточка не касается развалин — и можно толкнуть в сторону, и услышать тяжелый стук, и вздрогнет земля. А потом рука проведет по лицу, чуть вздрагивая — Бездна… какое же безумие, отдавать все каким-то нищим… но так смешно, и можно смеяться, глядя на вторично поверженное дерево.
Завал разобрали быстро — тут и собиратель меда помог, хоть и забавно было работать всем вместе. Под завалом обнаружились тела — мужчина был мертв, но старик, девочка и старуха дышали. Девочка так и вовсе отделалась испугом и ссадинами. Одно дерево едва не стало могилой четверых. Хлау прикрыл тело мужчины найденной на развале холстиной, сказал:
— Али, я возьму девочку, моя грис слабее.
Къятта кивнул. Бросил взгляд на младшего. Видя, как затрепетали ноздри, чуя кровь совсем уже близко, как расширились зрачки — поморщился. Возбужден, и слишком… Хоть и выпустил Силу наружу, но вовсе не так, как ему надо — аккуратно, под жестким контролем… Похоже, и больно ему — лишний раз раскаленным металлом по внутренностям!
— Оставайся на берегу. Подожди меня, я скоро вернусь.
— Я поеду с тобой.
— Нет, — отрезал. И, уже мягче: — Нам нужна еще одна грис для раненого — двоих взрослых она не увезет.
И не стоит позволять тебе вдыхать запах крови всю дорогу.
Тоскливый и жадный взгляд:
— Къятта…
— Жди. Уходи к излучине и оставайся там. Так, как есть — вода успокоит. Не вздумай перекинуться.
Хотелось обнять, заверить еще раз — я скоро вернусь… Но ведь не простит, если — при посторонних, если кто-то чужой увидит, что у страха Асталы есть свои слабости. Пристально посмотрел младшему в глаза, вынуждая отвести взгляд. Жаль… так хорош, когда смотрит прямо, когда злится — чуть приоткрытые губы, а зубы наоборот, стиснуты, темный румянец на высоких скулах, несколько влажных прядей прилипли ко лбу…
Развернулся, взлетел на грис — она заверещала испуганно. Принял в седло хрупкую старую женщину.
До ближайшего поселения верхом — меньше часа. Слишком быстро нельзя, и грис выдохнутся. Они нежные, эти животные… нежные и пугливые.
Юноша сидел на берегу Читери, ловя приоткрытыми губами ветерок. Влажные запахи леса — чьей-то жизни и смерти, различал хорошо; прислушивался к шороху и разноголосью. Левая рука по локоть в воде — холодной, быстрой. Воздух казался очень густым — наверное, ночью будет гроза. В грозу запахи и звуки города начинали давить на сердце и на уши — словно слипались в огромный ком, ком, где вперемешку были и злые черные пчелы, и мед, и древесная труха. А в чаще… даже застывшей в испуге под ударами грома, даже душной, непроглядной, влажной, они была правильны, словно игра мастеров-музыкантов: каждый звук на своем месте.
Юноша зачерпнул воды, выпил ее из ладони. Снова всмотрелся в темные пятна между стволами — там бродили и дышали тысячи жизней. Позабыл уже, что Къятта не велел перекидываться — уж больно манил лес.
Къятта, вернувшись через недолгий срок, никого на берегу не застал.
Попробовал отыскать оборотня по следам, но скоро махнул рукой на это занятие. Почва тут была сухой, и сплошь и рядом из нее выступали переплетенные корни. Дольше возиться. Вернется…
Молодой человек направился дальше, один — Хлау остался в поселении. До самого вечера Къятта был занят, домой нестерпимо тянуло, но всячески оттягивал момент, когда можно будет сказать себе: всё. Но сказал, когда сумерки накрыли Асталу.
Ехал медленно — не хотелось разочаровываться. Если этот… кот не вернулся… мало ли. Кайе и без того возбужден не в меру, а тут — в открытую пользовался Силой своей, и кровь… Губы вздрогнули, искривились. Вот он, на месте. Черное мохнатое тело возле живой изгороди. Никого больше, только покачивается над изгородью огромная бабочка.
— Ладно…
Зверь вскинулся, когда его сдавили невидимые тиски, вокруг шеи затянулся удавка-ошейник. Къятта не пожалел Силы — зверь не мог перекинуться. Лишь зарычал и задергался, получив в морду молнию чекели. Рычание скоро перешло в вой — вспышки не убивали, но причиняли невыносимую боль, не давая передохнуть. Рвался, пытаясь избавиться от нее, силы были уже на исходе. Солнечный камень умер как раз, когда зверь окончательно сдался.
Не соображая даже доступной хищнику частью рассудка, перекинулся, лишь бы уйти от боли. Поднял голову.
Къятта вздохнул, видя детское изумление в распахнутых глазах. Не испуг. Разжал пальцы, ощутив невероятное облегчение, даже земля будто покачнулась — и постарался подальше отогнать мысль: «а если бы он решил ударить в ответ?»
— Я же добра тебе хочу. Так запомнишь, что быть энихи — больно. Не прекратишь перекидываться так часто — повторю, ты понял?
Кивок, опущенная голова. Полулежит на боку, одно колено поджато, полностью неподвижен. Еще бы уши прижал — один в один хищник, покорный руке укротителя.