Сильнейшие
Шрифт:
— И почему же это?
— Потому что ты неблагодарный, самонадеянный и злой! И еще испорченный!
— Ха. А вы добрые благородные и мудрые, да?
— Да!
— И скромные… — фыркнул Огонек.
— Да! — не думая, выпалила девочка.
Огонек упал на кровать и расхохотался. Атали обиженно выбежала из комнаты, и, казалось, пушистые шарики серег просто летели рядом с ее головой.
Огонек еще посмеялся. Потом просто валялся на кровати и ждал.
Скоро за ним пришли — одного из вошедших он помнил, этот человек был в отряде, доставившем полукровку в Тейит.
Тем не менее, пока шел за провожатым, разглядывал все без особого интереса. Найдется место, сказала девчонка. Ну и пусть поскорее бы… а осмотреться можно и позже. Каменный город сотни лет простоял и никуда не сбежит.
Огонька отвели в полутемную комнатку с потолком в виде ночного неба. Светящейся краской нарисованы были звезды — не сразу понял, что видит рисунок, поначалу обмер, завороженный мерцающей красотой. Задрав голову к потолку, опознал созвездие, которое звал Хвостом Лисички, в отличие от ее Уха… и другие, родными ставшие давным-давно.
Женщина сидела в кресле, сложив руки на коленях; смотрела на него. Оторвавшись от созерцания потолка, он спохватился и слегка склонился в знак приветствия. Женщину узнал — та, которую вроде бы звали Лайа… и волосы убраны так же, только ремешок не алый, а белый, и прозрачными камнями украшен. Она взглянула в сторону, на большой мутно светящийся полукруг, вделанный в стену, перевела взгляд на Огонька.
Тот ждал.
— Подойди, мальчик, — велела она.
Подошел, стараясь ступать неслышно — все звуки казались тут грубыми.
— Сядь, — она указала на маленькую скамеечку у ног. — Как давно у тебя проявились способности?
Он сел на краешек.
— Я не следил за ними, элья. — Похолодело в груди. А ведь придется рассказывать…
— Как странно… Почему же южане тебя отпустили — с таким даром?
— Они не знали.
— Не знали? — изумленно произнесла женщина, — Да ты что? Это видно… как пожар на небе. Впрочем, ведь ты сам удивился, поставив защиту. Я видела.
— Да. Я не знал, что могу защищаться. Знал только что могу лечить. И то… недолго, и легкие раны.
— Не ври мне! — резко сказала она, и низкий голос грубее стал по звучанию. — При чем тут лечение? В то, что никто не вел тебя, я поверить могу — бывает, хотя и редко… и не с полукровками. Но Ши-алли не возникает сама по себе! Это сделал кто-то на юге? Кто и зачем?
— Мне нечего сказать, — повторил Огонек.
Она задумчиво посмотрела…
— Что ж… — и протянула руку. Почудилось — звезды посыпались с неба, огромные, колючие и тяжелые.
Огонек дернулся назад, пытаясь уклониться от них…
…и провалился куда-то, будто черная яма разверзлась в его голове. Очнулся на той же скамеечке, ощутил сильную сухость во рту, пошарил глазами по сторонам — воды не было. Опомнился, глянул на сидевшую перед ним. Лицо женщины было задумчивым и удовлетворенным.
— Что ты сделала, элья?
— Ничего… Хотя стоило бы — ты чересчур дерзок. Ты действительно малых способностей айо, и целительство ближе сути твоей; такого — по возможностям — среди полукровок еще не встречалось. И Сила эта раскрылась, словно бутон по весне, хоть ты и врал мне, что никто не помог на пути. Но защиту, Ши-алли, тебе дал другой.
— Мне не известно ничего об этом! — сквозь сжатые зубы сказал Огонек. — Я не вру! Так кто — и почему?
— Тот, кто вел тебя. Он слишком силен для человека… скорее чудовище. Я видела кровь и огонь, — сказала Лайа с легким презрением. — Не знаю, хотел ли он это дать именно это… но ты сам оказался подходящим материалом, чтобы так получилось. Интересное стечение обстоятельств…
— Я не понимаю, — обреченно прошептал Огонек. — Он не говорил…
…Страшным был «путь». Лучше не вспоминать. Конечно, тяжело возражать лавине или вулкану — но ведь он и не хотел возражать. Открыт оставался, даже когда вулкан грозил перелиться внутрь и выжечь душу подростка. А может, все-таки выжег какую-то часть?
Лайа наблюдала за ним:
— Думаешь о нем часто?
— Почему бы и нет? — спросил тихо, но с вызовом.
— В самом деле, почему бы и нет. Южане… — не понял, что означает презрение в голосе. После подумал — знал ли Кайе, что натворил? Нет, вернее всего.
— И что теперь будет?
— Ты понимаешь, что такое Ши-алли?
— Не очень, элья. Это то, что всегда со мной и защищает меня от плохого?
— Данная относительно слабым — пожалуй, в какой-то мере. Она не имеет особого значения, как и ее даритель. Но у тебя сейчас лучшая защита из всех возможных — и сама охраняет тебя, вне умения взывать к ней. Непробиваемая стена. И тот, кто тебе это дал, не пробьет эту стену. Ты единственный сейчас, мальчик, против кого он бессилен с помощью своего огня — если захочешь закрыться.
Огонек молчал, пытаясь осознать услышанное. Бессилен? Чтобы Кайе не мог ничего сделать Огоньку? Чушь какая-то. Он может заставить камни позеленеть от страха.
— Ты хоть что-нибудь помнишь о прошлом? — вопрос застал мальчишку врасплох. — Что-нибудь из событий, пережитых тобой до башни?
— Нет, элья. Только… однажды я вспомнил птичку, серебряную.
— Интересно, — женщина недоуменно нахмурилась, потом улыбнулась. — Детская игрушка? Ты помнишь ее хорошо?
— Не знаю, элья.
— Если я прикажу человеку изобразить твою птичку, хватит ли у тебя воспоминаний на то, чтобы объяснить вид ее? Это может пригодиться, и нам, и тебе.
— Да, элья, — Огонек на мгновение зажмурился. Птичку он никогда не забудет, как и обломок другой игрушки, оставленной под листьями комнатного деревца на юге… А потом в голову пришел еще один вопрос:
— Скажи, ты смогла… что-то увидеть во мне?
— То, что было в Астале — странно было бы этого не разглядеть. Это время не охвачено паутиной.
— Паутина на памяти — это что?
— То, что не дает другим восстановить ее. Ты наконец доволен?
— И она… навечно? — потерянно спросил Огонек. Следующая фраза прозвучала громом: