Сильнейшие
Шрифт:
Тень скользнула по лицу Лачи — если Кесса успеет подготовить девочку из «опоры», Серебряных…
— Как ты намерена говорить с посланцами Юга, аньу?
— Я видела и слышала их. У послов обсидиановые пластины на груди — мысли прочесть невозможно. — Кесса поморщилась. А ведь на юге некому не мешает камень… сильно разошлись пути бывших детей Тевееррики. Не соединить нити в одно полотно, как было когда-то. Или, быть может, получится… путем большой крови наверняка. Либо люди должны стать столь слабыми, чтобы объединиться добровольно.
Худые руки
Когда Лайа вошла, ни единая мышца не дрогнула на лице женщины.
— Как здоровье сестры?
— Хорошо. Целительница говорит, она скоро встанет. А как твое здоровье, аньу?
Кесса поморщилась. Девчонка совсем обнаглела. Хорошо, что она и Лачи ненавидят друг друга, иначе наверняка спелись бы в желании достичь власти. Слабо махнув рукой, она отпустила обоих, жалея, что позвала племянницу.
Молодой человек и девушка вышли вместе. Лайа ускорила шаги, стремясь поскорее избавиться от общества сына Хрустальной ветви, да и вблизи Кессы она чувствовала себя неуверенно. Но в спину девушке прилетел мягкий, глубокий голос — он был лишен индивидуальности, как облако. Не зацепиться, не составить впечатление об его обладателе.
— Куда так спешишь, дорогая? Среди камней Тейит скучно и холодно. Не такими должны быть камни.
— Чего ты хочешь? — Лайа обернулась. Неторопливо, надменно — и резче, нежели следовало.
— Будь спутницей моей — ненадолго. К озеру Туи и обратно. Всего сутки, дочь Обсидиана.
— Зачем?
— Всему свое время, узнаешь. Или боишься?
Озеро Туи. Светлое-светлое, совсем круглое, словно кто-то из нечеловеческих существ решил создать себе зеркало. Высоко в горах лежит озеро, и по ночам в нем купаются звезды. Многие это видели. А еще к озеру Туи любят слетаться «перья». Покружат над ровной гладью, словно любуясь собой или что-то высматривая в глубине, и плывут по воздуху прочь.
Рыба почти не живет в озере Туи. Только серебристые угри и длинные узкие щуки.
Эту рыбу есть нельзя — вкусная, станет она камнем в желудке, станет льдом.
Лачи терпеть не мог отпрысков Обсидиановой ветви, но приходилось мириться с ними, зная, что рано или поздно кто-то из Обсидиана займет место Кессы. Терпел. Скупо, но улыбался им. И вот пригласил Лайа на дальнюю прогулку.
Прямо к озеру Туи; еще бы к морю предложил съездить. Вдвоем.
Одетая по-мужски, с тугим узлом волос на затылке, девушка тряслась в седле на столь ненавистной ей грис. Честное слово, куда лучше лодки или собственные ноги. Но какая там лодка высоко в горах? И грис пришлось скоро оставить, подниматься пешком. А Лачи за все время толком не сказал ей ни слова. Девушка тащилась за ним, будто служанка. Припоминала все крепкие выражения, которые слышала когда-то. Эх, мало ругательств употребляли дети Обсидиана. Да и Серебряные не отличались умением крепко завернуть фразу, так, чтобы собеседник залился краской. Надо было с каменотесами, что ли, общаться. Или с рыбаками — у них, говорят, много слов про запас.
— Чего ради ты потащил меня в горы? — не выдержала девушка.
— Скоро узнаешь.
— Кесса тебя убьет за отсутствие. Южане…
— С ними она сама разберется. В конце концов, это всего лишь послы, говорящие о золоте, а не о войне. Твоя тетя так любит власть, что обрадуется, не обнаружив меня в городе. Хотя потом, конечно, напоказ нахмурит брови и сделает вид, что страшно рассержена.
— Золото, — лицо девушки напряглось. — Тейит завалена им — мертвым… Я ненавижу сам его блеск.
— Что делать, радость моя. Что делать.
Искоса глянул на золотой браслет, плотно обхвативший тонкую руку спутницы: это пока живое. Словно из чешуек ящерицы сделан, красив. Недолго ему жить осталось, скоро Лайа выпьет его. Останется — безделушка…
Складка прочертила гладкий лоб молодого человека. В тысячный раз подумал — у южан золото в крови. Или огонь, без разницы. Гибель Тевееррики развела север и юг… и юг отхватил себе лучшую половину. Да, юва не слышат камней, кроме Солнечного, не чувствуют золота — но их Сила всегда с ними. Кто потерял больше? Нет, не права Кесса, считая, что Лачи не любит южан. В чем-то молодой соправитель восхищался ими.
Клочковатый, лезущий из земли через камни кустарник не мешал смотреть по сторонам — он был всего-то по пояс.
— Волки! — девушка показывала вперед. Там среди жестких кустов скользили огромные серые тела. Стая… штук семь, не меньше. Рассчитывают пообедать, не иначе — в противном случае проследовали бы стороной. Засуха… стаи большей частью спустились за дичью вниз, к равнинам.
Бросив веселый взгляд на спутницу, Лачи шепнул:
— Нас двоих маловато для них, не считаешь?
Девушка молча развела руками. И прибавила:
— Думаю, ты им не по зубам. Но как же тебе везет — набрел прямо на стаю!
Страха в голосе не было, хоть и сознавала — почти беззащитна. По глазам нетрудно было читать вопрос: ты нарочно привел меня к ним?
— Я же не всевидящий! — весело откликнулся Лачи. — Но какие красивые твари!
— Тебя с неодолимой силой тянет ко всему такому… с когтями и клыками!
— Волки не многим страшнее твоих хищных птиц! — отшутился он, и устремился прямо к серым телам.
Перепрыгивал с камня на камень легко-легко, и сам был легким и светлым — и кожа светлее, чем у большинства северян. Ближе, прямо к зло оскалившей пасти стае. Мотылек, перепархивающий с места на место; хоть и высокого роста Лачи. Ломки движения. Не говоря ни слова, бросал ледяные ножи. Можно было и обычными обойтись, но трудно попасть наверняка: волки-итара быстрые звери.
А ледяные ножи — серые, маленькие — обманчиво безобидные. Найдя жертву, вспыхивают радужно — радуются. Скупые движения Лачи, и волки, не успев и вскрикнуть, заскулить перед смертью, падают кверху брюхом.