Сильнейшие
Шрифт:
— Хм, что тебе понравилось и ты был бы рад остаться здесь снова, если бы это означало проводить со мной больше времени?
Я закатываю глаза.
— Эти слова точно не слетали с моих губ, но с последней частью спорить не стану.
Она ослепительно улыбается, и я не могу отвести от нее взгляд.
— Хорошо. Потому что я решила, что мы должны посещать Форт в ночь каждого бала, — она отрывает кусочек сладкого теста от булочки, которой я ее порадовал. — Можешь назвать это суеверием, но мы были здесь в ночь первого бала, и Пэйдин все еще жива и здорова. Так что я планирую
А Гера — нет.
Я не обращаю внимания на эту мысль, как делаю каждый день, и медленно произношу:
— Ну, визит подразумевает, что мне не придется здесь ночевать, так что…
— О, еще как придется! — она фыркает. — В прошлый раз все было не так уж плохо.
— У меня до сих пор болит спина.
— Прошла уже неделя!
Я теряюсь, осознавая это. Прошла неделя.
Неделя с тех пор, как я сорвал листовку с полуразрушенной стены и узнал, что Гера убили на первом Испытании.
Неделя с тех пор, как я плакал в объятиях Адины, чувствовал ее успокаивающие прикосновения. Выплескивал свою вину, сожаления, страхи.
Неделя с тех пор, как я начал оплакивать ее потерю.
Плакал, чтобы утопить боль в слезах. Теперь боль кажется не такой острой, но воспоминания о ней еще свежие. Я устал от слез, от постоянного отчаяния. Гера бы отчитала меня за то, как сильно страдаю из-за ее потери. Она бы тихо сказала мне собраться, как делала много раз за эти годы. И вот я здесь, пытаюсь сделать именно это. Хотя на этот раз я не один.
— Ладно, — говорю я, принимая предложение Адины. — Форт так Форт. Слава Чуме, что после сегодняшнего вечера мне придется сделать это всего лишь раз.
— Отлично! — она слегка взвизгивает, взволнованная моим согласием. — И прежде чем я успею оглянуться, Пэй вернется, чтобы составить мне компанию.
Я не успеваю ответить на это с сарказмом, поскольку она снова произносит:
— О, это напомнило мне, что нам нужно сделать небольшой ремонт до ее возвращения!
Адина хмурится, замечая пустое выражение моего лица. Я обвожу рукой все вокруг.
— Конечно, развлекайся, сладкая.
— Макото, — строго произносит она. Звук моего полного имени, сорвавшегося с ее губ, заставляет меня вздрогнуть.
— Это займет всего минуту. Давай, вставай.
Неохотно поднявшись на ноги, я осознаю, что на самом деле это займет не минуту. Адина просит меня закрепить нить по обе стороны стен переулка и растянуть ее по всей длине Форта. Затем она начинает пришивать квадратные куски ткани, создавая красочный баннер, который ей нравится называть «праздничным, но уверенным в том, что Пэй выжила». Вскоре мне приходится расставлять кучу мусора, за которым они спят, делая забор, по ее словам, «более привлекательным». В качестве последнего штриха Адина добавляет новое одеяло и одну подушку на двоих, после чего мне наконец позволяют сесть.
— Видишь! — она хлопает в ладоши, восхищаясь местом для сна, ставшим чуть менее убогим. — Намного лучше. Пэй будет удивлена.
Я ем булочку и говорю с насмешкой:
— Да, ничто так не говорит «добро пожаловать домой», как только что собранная куча мусора.
Она ставит руку на бедро.
— Эта куча мусора — все, что у меня есть.
— Мне казалось, что у тебя есть я, — она закатывает глаза так, что я начинаю задумываться, как бы заставить ее сделать это снова.
— Правда?
Я сглатываю, выдавливая из себя слова:
— Пока ты будешь меня ждать.
— А если не буду? — тихо спрашивает она.
— Тогда никто никогда этого не сделает.
Ее взгляд скользит по мне, и не могу сказать, что мне это не нравится. Прочистив горло и смущенно отвернувшись, она подходит к забору и проходит сквозь него.
Она садится рядом со мной, наши плечи соприкасаются, отчего я напрягаюсь. Не потому, что я этого не хочу, а потому что не привык, что кто-то хочет прикасаться ко мне. Выбирать меня. Считать меня достойным усилий.
Потому что я этого совершенно не заслуживаю.
Не заслуживаю ее. Если тьма — это отсутствие света, то это то, чем я являюсь, когда ее нет рядом.
И я удивляюсь, как я вообще продержался так долго без ее советов.
— На что это похоже? — ее вопрос неожиданно возвращает меня к реальности. — Иметь эту силу?
Я даже не колеблюсь.
— Одиночество.
— Потому что никто не знает о тебе?
Я киваю.
— А я знаю обо всех остальных.
— Всем говорят, что Кай — сильнейший Элитный за последние десятилетия, — тихо говорит она. — И все же, вот он ты, обладаешь его силой и живешь в трущобах.
— Скрываюсь в трущобах, — выплевываю я с горечью.
Она вздыхает, и в ее голосе звучит разочарование.
— Ты правда думаешь, что король убил бы тебя, если бы узнал, что ты Владетель?
— Думаю, он считал бы меня угрозой, — уныло говорю я. — Как и Фаталов. Он оставил по одному из них и теперь у него есть Владетель — его сын, которым он может управлять.
Она изучает меня, как одну из своих швейных строчек.
— Вы двое удивительно похожи. Не только в способностях.
— Ну, он наделал много дерьма. А я просто довольно дерьмовый, — я беру еще один кусок медовой булочки. — Уверен, при других обстоятельствах мы были бы лучшими друзьями.
Ее ответное мычание говорит о согласии. И, видимо, это единственный ответ, который она готова предложить. Ее вдруг очень отвлекает кудрявая прядь, упавшая на плечо, да и меня теперь тоже. Что я ей говорил о волосах? Ах, да. Что-то очень похожее на то, что они упругие.
Какая жалкая попытка быть безразличным. Будто я не восхищаюсь блеском каждого локона, или тем, как они цепляются друг за друга. Будто я могу оторвать взгляд от ее шеи, когда она собирает эти кудри в небрежный пучок, и упущенные пряди струятся чернильным водопадом по ее спине. Будто я могу не восхищаться тем, как легко смех касается ее мягких губ. И солнце согревает ее кожу так, словно она создана для того, чтобы быть окутанной светом. А радость исходит из нее в виде хлопков в ладоши и милых бесед. Именно так мои мысли постоянно возвращаются к ней, а сердце глупо следует за ними. И я боюсь, что восхищаюсь каждым ее частичкой.