Сильные женщины. Их боялись мужчины
Шрифт:
— В истории с оплатой за тексты господина Резника вы себя считаете правой?
— Конечно, Резник был изначально не прав. Этот как раз тот случай, когда жадность фраера сгубила.
— Когда-то вы, сверхпопулярная певица, работали в ресторане. Вас нынче не смущает то время?
— Однажды, когда мне надоело ездить на гастроли (это было много лет назад), я пошла работать в ночной клуб, что стало для меня прекрасной школой. Если бы ее имели все, то нынче под фонограмму пело бы намного меньше людей.
— Мужчины побаиваются сильных женщин. Мне кажется, вы сильная.
— А мне почему-то кажется, что все мы сильные, просто кто-то может плакать при других, а кто-то нет. И кажется сильным. Но боль мы все ощущаем одинаково. Человека можно обидеть настолько, насколько он обижается. Ваша сила в том и состоит, насколько вы можете до себя не допустить кого-то или что-то… А насчет мужчин, зачем мне такой, который любит слабых женщин?! Такой мне не нужен.
— Возле вас сейчас сильный человек, я имею в виду вашего мужа и друга Андрея.
— Да, сильный, если он может меня терпеть так долго.
— И у него не было желания уйти от вас?
— Нет, это я точно знаю.
— Выходит, что он дан вам сверху, небесами?
— Ну если бы это не было прямо оттуда, зачем было венчаться в церкви.
— Другого на его месте вы не видите?
— Есть хорошая фраза: «Никогда не говори «никогда».
— А вообще из известных мужчин кто вас еще привлекает?
— По ролям, по таланту меня привлекает Николсон.
— Говорят, что он бабник, юбочник.
— Меня это не касается, мне важен его образ.
— Вы домашний человек?
— Нет, я не хозяйка, но люблю, чтобы в доме был уют.
— Кто же вам его создает?
— Моя сестра.
— Вы человек сильный, и многие знают, что вы пережили почти безысходную болезнь, когда уже почти переступили за черный полог. Но спаслись. Как переносили то страшное время ваш друг Андрей и ваша мама?
— Мой друг еще раз показал свою силу. А мама об этом даже не знала. Зачем ей было знать такие вещи? Она узнала о том, что я почти умирала, через два года. И то не от меня.
— Вы и впрямь, Лайма, сильный человек. Я вами восхищен. Может быть, и за это вас любят и другие. Я слышал, что ваши поклонники совершенно официально, на законных основаниях, подарили вам кусочек лунной поверхности. Что вы собираетесь там делать?
— (Задумалась.) Я бы хотела, чтобы там пребывали души всех животных, убитых злыми людьми.
2001
ТАТЬЯНА ДОРОНИНА НА ТРОПЕ ВОЙНЫ
С этой замечательной актрисой, несравненно обаятельной женщиной, секс-символом советского кинематографа и театра, по которой в свое время вздыхали легионы поклонников, ох как не хотелось вести серьезный разговор ни о разделе МХАТовской труппы, ни о тяжелой нынешней жизни, ни о политике. О любви, которой все возрасты покорны, и только о ней! Ну хорошо, так и быть, об опыте любви человека, много перечувствовавшего и на сцене, и в жизни. Но вот ведь и впрямь не знаем мы иногда, как наше слово отзовется. О любви мы поговорили, но начали совсем о другом. И виною тому было неосторожно оброненное мною слово.
— С одной стороны, Московский Художественный театр целых сто лет был гордостью русской сцены, и мы ходили туда, как на праздник. С другой стороны, скандальный раздел труппы…
— Что значит «скандальный», давайте уточним.
— Простите, Татьяна Васильевна, я хотел сказать просто раздел труппы…
— Конечно, оговорились вы не случайно. Далеко не впервые это слово используется по отношению к истории МХАТа и муссируется безотносительно к самому факту. А между тем раздел труппы произошел по желанию Олега Николаевича Ефремова и по решению правительства. Так что давайте все называть своими именами: одиннадцать лет назад в один из «прекрасных» дней половину труппы МХАТа не впустили на работу в здание в Камергерском переулке. А по существу, часть коллектива была как бы отторжена, отвергнута, выгнана. Вот с этого давайте и начнем.
— Мне не хотелось бы вспоминать о тех драматических временах, тем более что об этом много писали в газетах.
— Писали, как правило, ложь, и мне эта ложь надоела.
— Хорошо, по какой причине актеры не были допущены в здание театра, где они до этого долго работали?
— Так стало угодно Олегу Николаевичу. А дальше и произошло то, что некоторым образом изменило мою жизнь: отторгнутая главрежем труппа выбрала меня своим художественным руководителем, и мы стали работать в театре под названием МХАТ имени Горького и работаем в этом здании на Тверском бульваре вот уже 11 лет. За это время коллектив создал репертуар из 43 спектаклей. Авторами постановок были талантливые интересные режиссеры: Покровский, Виктюк, Данченко, Борисов, Морозов. Благодаря им и Господу Богу мы стали в Москве одним из самых посещаемых театров.
— Тем не менее я чувствую, что вы переживаете до сих пор из-за того, что тогда произошло. Для вас это и нынче кровавая рана?
— Ну кровавую рану мы сообща залечили, мы пережили унижение отторжения, нашей ненужности. И сейчас думаем только о работе, о своем зрителе.
— Скажите, Татьяна Васильевна, почему вы все-таки не появились на сцене старого МХАТа в исторический день 100-летия театра? Ведь вас ждали не только сотни гостей Ефремова, но и миллионы телезрителей, следивших за юбилеем по ТВ.
— Когда вас выгоняют и не хотят видеть, разве у вас возникнет желание приходить и произносить какие-то дежурные неискренние слова, завуалированную ложь? Вряд ли. Тем не менее, ведущие актеры нашего театра были отправлены на торжества и исполнили долг вежливости. Как могли, так и исполнили.
— И вас не задели сообщения прессы, что будто бы к Ефремову пожаловала лучшая, более достойная часть столичного театрального и художественного истеблишмента, а к Дорониной пришли гости «второго» сорта?