Силуэт
Шрифт:
И кто-то в заморскую дует дуду.
В предчувствии крови горячей и драки
Летят упыри и ползут вурдалаки.
Грядёт Апокалипсис! Тучи сгустились,
Кипящие реки на землю пролились.
Россия, вставай! Отряхни наважденье,
Тебя ожидает второе рожденье.
Закатится солнце за лысой горою,
Ты больше не жди никакого героя,
Но
В потёмках сгустившихся путь укажи.
Пусть будет мне трудно – до хрипа, до стона,
Пускай я погибну, но только достойно.
И дети, и внуки – их честно растил я —
Из пепла тебя возродят, Мать Россия!
* * *
Обрыдали кулики
осень на увалах.
Дни не просто коротки —
их ничтожно мало.
Листопадные дела
завершает вьюга.
Эк, сугробов намела! —
вся бела округа.
Сойка села на пенёк,
чистит клюв о перья,
в серый будничный денёк
отворяет двери.
Заяц тропку напетлял,
чтобы рысь не знала,
где он нынче ночевал
в роще за увалом.
Здесь у всякого зверья
есть своя забота.
Стал задумчивым и я,
словно жду чего-то.
Вдаль смотрю и хмурю лоб,
не курю махорку,
телеграфный старый столб
вижу у пригорка;
подойду и прислонюсь
к трещинам древесным.
Ничего я не боюсь,
всё, как есть, известно.
Песню стылых проводов
буду слушать молча.
Я давно уже готов
в небо взвыть по-волчьи.
Отзовитесь, сколько вас,
зимние недели?
Глядь – а день уже угас…
Тьма на самом деле.
НА ПЕРЕПРАВЕ
Коней на переправе не меняют
и от добра – добра не ищут,
а если память изменяет,
опять идут на пепелище.
Мы так умеем рушить и ломать —
не надо термояда и распада,
и Бога начинаем вспоминать,
когда грозит суровая расплата.
По главной сути жизнь не суета,
не гонка за деньгами и постами.
Не к нам ли возопил Христос с креста:
«Отец, Отец! Зачем меня оставил?»
Построить дом, наследника родить —
обязанность святая человека,
и дерево у дома посадить,
как веху начинаемого века.
И если миром правит красота,
то красоту рождает созиданье.
Весло в руке,
пусть волны бьют в борта,
нас ждёт на переправе испытанье.
С лицом открытым все невзгоды встретить,
свежайший ветер во всю грудь вдохнуть,
водораздел веков, тысячелетий
преодолеть – и снова в дальний путь.
УХОДИТ ВЕК
Тамаре Шульге
А что года?
Пока ещё мы живы.
И что века?
Пока ещё поём.
Пророчества утрат,
Как прежде, лживы;
Наш век при нас,
И мы ещё при нём.
Ещё метели выбелят нам души,
Ещё дожди омоют на пути.
Шаги в пространстве
Глуше,
глуше,
глуше…
Уходит век.
Простись с ним
И прости.
2000
В МЕТЕЛЬ
Родная речь!
Глаголю с колыбели:
вначале: «А»!,
потом: «Агу!»,
затем: «Могу!»
Как в ледостав Амур плотнит шугу,
вот так и я словарь свой берегу,
чтоб замолчать и слушать вой метели —
сплошное: «У-у-у!»
Кому?
Чему?
И в ставню пoстук:
«Отвори! Дай кров».
Что ж, так и быть, открою гостю двери,
подброшу в печку дров.
Чем доброту измерить:
числом поленьев,
чередою слов?
Пусть посидит и помолчит со мной,
не одному мне холодно зимой.
В конце концов, есть жесты доброты незрячей:
возьму стакан, налью воды горячей,
пакетик чаю «Липтон» опущу
и сухари придвину на тарелке —
пусть долго пьёт;
усы я отращу
и бороду;
я рад подобной сделке.
Века пройдут или минуты?
Что с того!
От гостя мне не надо ничего;
мы вместе с ним забудем в эту ночь
весь алфавит,
все словари науки,
горячий чай пусть согревает руки,
метель неясные рождает звуки —
она одна сумеет нам помочь.
ИСПОВЕДЬ «СОВЫ»
Опять не спать,
опять писать стихи…
А ночи и безлунны, и глухи,
лишь тусклится звезда с немой отвагой.
Надену тёплый, до полу, халат,
и в час, когда другие люди спят,
задумаюсь над белою бумагой.
Послышится легчайший звук шагов,
похожий на шептанье тайных слов,
и будет глас,
и грянет откровенье.
Ещё не знаю, для кого, о чём,
но Муза продиктует горячо
созревшее своё стихотворенье.