Сильварийская кровь
Шрифт:
Молча уселся у огня. Спросил, кивнув на бульон:
– Скоро?
– Скоро, – отозвалась ифлайгри.
Креух уставился на пляску оранжевого пламени, избегая смотреть на Марека, лишь время от времени поглядывая на Лунную Мглу. Та с непроницаемым видом помешивала в котелке, но вдруг ее рука с окислившейся серебряной ложкой замерла, окутанные зыбким сиянием волосы-змейки всколыхнулись и зашевелились, и она негромко предупредила:
– Раймут, к нам пожаловал гость.
Гость стоял у границы освещенного круга, в двух шагах от невидимой преграды, сплетенной из нитей
Тонкое худощавое лицо, брови вразлет, на лбу мерцает громадный сапфир – атрибут власти. Черные волосы падают на плечи, сливаясь с плащом, и раскосые миндалевидные глаза тоже кажутся черными. Одежда слегка искрится, выделяется витая гарда меча – серебро с чернью. Эльфы, сволочи, умеют выглядеть эффектно. Одна из причин, почему глупые бабы их любят, невзирая на последствия.
– Мир вам, – нарушил затянувшееся молчание Гилаэртис.
Что- то новенькое. Можно сказать, небывалое… Или его так приложило взрывным заклятьем, что он теперь сам не свой? Но в любом случае добра от него не жди.
– Мир, говоришь? – нехорошо ухмыльнулся Креух.
– Раймут, я пришел с миром. Просто поговорить. О твоем нынешнем клиенте. Эльфы всегда называли его по имени. «Креух» – это на их вкус неблагозвучно.
– Поговорить можно, – отозвался инспектор, чуя подвох.
– Прекрасно. Марек, как себя чувствуешь?
– Не ваше дело, – огрызнулся мальчишка. Гилаэртиса его ответ как будто удовлетворил.
– Огрызаешься – значит, все в порядке. Раймут, ты помнишь, сколько эльфов ты отнял у меня за эти десять лет?
– Двадцать восемь, если не считать тех, кого вы потом сцапали по второму-третьему разу. Инспектор занял позицию на полпути между костром и незримой стеной. Шельн по-прежнему сидела
у огня, ее лицо было мраморно неподвижным, и она не забывала время от времени помешивать свое варево – бульон для Марека, но белые змейки на голове угрожающе извивались. В любой момент готова к молниеносному броску, это же ифлайгри. Марек тоже сидел на земле, его попытка вскочить на ноги успехом не увенчалась. На скуле выделяется затянутый пленкой кровоподтек – след чьих-то острых зубов. Глаза, большие и такие же раскосые, как у Гилаэртиса, затравленно поблескивают из-под спутавшихся темных волос. Ни дать ни взять звереныш, загнанный в угол, готовый драться до последней капли крови… Которой у него и так осталось критически мало.
Выездная группа в полном составе – две, целых две десятых боевых единицы, хоть на ярмарке за деньги показывай… А Гилаэртис наверняка пришел не один, Креух чувствовал еще чье-то присутствие в темноте у него за спиной.
– Довмонт норг Рофенси мог бы стать двадцать девятым, но о нем поговорим немного позже. Раймут, ты когда-нибудь задумывался о том, чего ты их лишил и на что обрек? На мелкие человеческие дрязги, на человеческую старость, уродующую тело и травмирующую душу, на трагически короткую жизнь… Ты думаешь, все они тебе благодарны?
– А сколько их мрет во время ваших инициаций?
– Намного меньше, чем утверждает роэндолская пропаганда. Мы заинтересованы в том, чтобы они выживали, а не умирали. Мы не люди, которые рассматривают себе подобных как пушечное мясо, как стадо, как несметные кучи винтиков и шестеренок… Что ты морщишься, я взял эти определения из человеческого лексикона. Для нас каждый, кого мы забираем для инициации, – драгоценное тонкое изделие, и мы работаем с ними, как ювелиры. Если надо – первое время нянчимся, если надо -ломаем, но так, чтобы не искалечить. Иногда к нам попадает сильно подпорченный материал, и приходится исправлять достаточно серьезные изъяны, однако мы и этому научились. Кстати, ты не думал о том, почему они после инициации не хотят возвращаться в человеческое общество? Нет, не потому, что мы опутываем их заклятьями. Это рискованный метод, а в чаролесье – рискованный вдвойне, и в отношении эльфов из нашего племени мы его не практикуем. Все куда проще: они оценили разницу.
Удар по больному месту. Креух выслушал это с каменным лицом и ни слова не сказал в ответ, ожидая продолжения.
– Мы изощренны и терпеливы, мы многое можем исправить, но бывают и безнадежные случаи. Изредка, но бывают. Вероятно, ты сочтешь нас жестокими, но тогда мы их умерщвляем.
Возникло нехорошее предчувствие. И коли уж оно возникло, Раймут не особенно удивился, когда повелитель темных эльфов закончил:
– Речь идет о твоем клиенте, Довмонте норг Рофенси.
Из темноты вытолкнули белокурого молодого человека со связанными за спиной руками. Гилаэртис схватил его за ворот, подтащил к себе и приставил к горлу узкое льдистое лезвие.
– Он ни на что не годен. Когда я напоил его тийгасэ и проник в его мечты и воспоминания, мое эстетическое чувство было оскорблено. Он нам не нужен, и сейчас ты увидишь, как он умрет.
Рофенси трясся и беззвучно плакал. Видимо, на него наложили заклятье молчания, чтобы не мешал светской беседе Гилаэртиса с инспектором Креухом.
Даже если прыгнуть (его-то барьер пропустит!), эльф успеет зарезать парня, к тому же он владеет чарами призрачного щита, а в темноте притаились лучники…
– Подожди! Гилаэртис улыбнулся:
– Хочешь выкупить у меня его жизнь?
– Я полномочен вести переговоры от имени его родственников и «Ювентраэмонстраха». Что ты за него хочешь?
– Марека, что же еще.
Ну вот и договорились… А чего он, собственно, ожидал?
– Я не могу отдать то, что не принадлежит ни мне, ни «Ювентраэмонстраху», ни родственникам графа норг Рофенси. Марек не раб, он свободный горожанин, королевский подданный, и я превышу свои полномочия, если соглашусь на твое условие. Давай обсудим вопрос о денежном выкупе?
– Что ж, очень жаль… Тогда я перережу горло Довмонту у тебя на глазах. Как думаешь, Раймут, оставят тебя после этого на службе в «Ювентраэмонстрахе»? Ты мог спасти клиента, но отказался это сделать. Твоей карьере конец… Разве это не справедливое воздаяние за то, что ты столько лет мне мешал?
Льдистое лезвие соприкоснулось с кожей. Из надреза выкатилась темная капля, за ней другая… Довмонт отчаянно забился.
– Стой! – крикнул инспектор.
– А, ты все-таки намерен рассмотреть мое предложение?