Симарглы
Шрифт:
Такие слова… от Лены?
Я был тем более удивлен, что к тому моменту успел достаточно хорошо ее изучить. В меру практичности, в меру наивности, в меру страха перед будущим, упоения красотой, стремления к простым путям, желания снискать славы, денег, желания чтобы тебя любили — обычный набор современной девушки. Но где же то, что заставляло ее любить меня? Она не знала меня самого, но выбрала по какой-то причине для изучения, словно редкостный препарат или трудную теорему. Она любила, даже не пытаясь добиться взаимности, и мечтая о ней как о чем-то невозможном и далеком. Да
Мне все больше и больше казалось, что нет. По крайней мере, с ее стороны.
А вот с моей…
Я начал ловить себя на странных чувствах, на странных мыслях. То мне казалось, что я совершил ошибки там, где их быть не могло, то — что я прошел мимо прекрасных возможностей там, где их и в помине не было. В двадцать три года я чувствовал себя стариком — безнадежным неудачником.
А то мной вдруг овладевали совершенно беспричинные приступы хорошего настроения. Говорю «приступы» — потому что в профессии медиума, которую я тогда осваивал, хорошее настроение только мешает. Мертвецы — народ серьезный, и ладить с ними трудно, пусть у меня с детства был талант укрощать мертвецов.
И каждый раз, когда я думал о Лене (особенно, если представлял ее себе) меня охватывал беспричинный, иррациональный страх. Но не думать тоже почему-то было невозможно.
Я выучился наблюдать за ней в хрустальный шар. Помню, решил, что если увижу ее в институте, с друзьями, то пойму… отгадаю какую-то загадку, сложу какую-то головоломку… Она должна быть там другой, она не имеет права не носить маску!
Нет. Ни намека на решение не появлялось у меня. Она везде была одинаковая. Это сложно представить… Если у нее было плохое настроение, она не слишком старалась это скрыть, если ей было грустно — она молчала. Это случалось часто, потому что она вообще была человек серьезный. Случалось с ней даже так, что она сидела и молчала часами, глядя в одну точку, думая о чем-то своем. Может быть, обо мне? О чем-то еще?
Не знаю. В ее мысли у меня тоже ни разу не получалось проникнуть.
В Лене не было ничего, о чем можно было бы гадать. И все-таки разгадать ее я не мог.
Что бы я сделал, если бы время остановилось тогда, когда я смотрел на нее в хрустальный шар?.. В тот момент, когда мы оба смотрели друг на друга, не зная друг о друге ничего?
Я был бы рад, если бы время остановилось.
Мастерская действительно располагалась недалеко от трамвайных путей, в одном из тех зданий, что смотрят на мир слишком темными окнами, будто там, за этими окнами, ничего нет — пустота а фасады — декорации для пьесы. Стекла в рамах словно сделаны тем же мастером, что и зеркало в Лениной комнате: они отражают совсем не то, что заглядывает в них. И, верно, показывают они совсем не то, что за ними есть в действительности.
Иными словами, здание было очень старым, или, скорее, очень обшарпанным, потому что даже ста лет на Земле оно вряд ли насчитывало. Вывеска над дверями, казалось, тоже испытала на себе губительное воздействие войн и революций. Между тем, дольше года или двух она не могла тут висеть.
Мастерская оказалась закрытой: на двери висел большущий амбарный замок, окна выглядели немытыми с прошлого года. Сквозь слой размазанной пыли, впрочем, просвечивали холодные неприютные внутренности помещения, заваленные всяким хламом.
— Разорились, — вздохнула Лена, ссутуливаясь.
— Тут что-то не то, — не согласился Вик. — Такие штуки так просто не разоряются. Чувствуете? — обратился он сразу к Стасу и к Головастову.
Оба синхронно кивнули.
— Лена, можешь сказать, что тут произошло? — Вик подтолкнул девушку к запертой двери.
— Что я должна делать?!
— О господи! Да ты это делала уже сотни раз, и все-таки кто-то должен тебе подсказывать! Телепередачи помнишь?.. Как ты нам говорила, что где-то что-то не в порядке? Ну просто сосредоточься и скажи, сколько времени она проработала и куда потом делись те, кто в ней работал. Тебе это будет всяко легче, чем мне!
— А в Интернет залезть? — без особой надежды на успех спросила Лена.
Вик посмотрел на нее как на полную идиотку и покрутил пальцем у виска.
Лена вздохнула и, стараясь не обращать внимания на тяжелый взгляд Головастова, положила руку на холодный кирпич. После всего… после белых птиц, что взлетали вокруг ее столика… она поняла, как к городу нужно обращаться. Точнее, она не понимала раньше, но это пришло вдруг и сразу… возможно, потому, что она вспомнила, как Вик прикоснулся к рельсе, и вспомнила его улыбку, с которой потом он обратился к Стасу.
Да, город — чудовище. Чудовищ никто не любит. В крайнем случае, ими можно только повелевать, что обычно и делают городские маги Тринадцатого отделения. Лена тоже весьма далека была от любви. Но… город плакал вместе с ней, и она хотела попытаться плакать вместе с городом.
Она сосредоточилась. Холод в пальцах. Холод внутри здания. Холод в душе. В твое тело проникали? Они терзали тебя, милый? Они пытались подчинить себе тебя? Они залезли с ногами в твою душу, они медленно убивали тебя? Они хотели использовать тебя в своих целях, простых, даже вульгарных. Хотели денег, власти, жизни, что длилась бы бесконечно. Не обладая талантами даже для того, чтобы пойти в мафию, они ударились в оккультизм. Они хотели отыграться на тебе, воспользоваться твоей силой… потому что у тебя действительно есть сила, в отличие от них, всех прочих… Бедный- бедный… Хочешь, я тебя поцелую?..
Словно обжегшись, Лена оторвала пальцы от кирпича.
— Год и четыре месяца, — сказала она напряженно. — Заведующий приехал из Тюмени. Он — черная дыра. Две работницы. Путыкина Наталья Валентиновна и Черепанова Ирина Николаевна. Адреса… ну, в общем, я найду. Та, которая Черепанова… она очень странная. Да и первая… но вторая — страннее.
Лена привалилась к стене плечом и медленно сползла на землю. Станислав Ольгердтович еле успел ее подхватить.
— Что с тобой? — обеспокоено спросил он.
Вик отреагировал по-другому, как-то странно: резко отошел от них в сторону на два шага и оглянулся. Как и следовало ожидать, на улице в этот час никого не оказалось.
— Ничего, — сказала Лена, проглатывая комок в горле. — Ничего… так просто… показалось.
— Неужели это зашло так далеко, что вам уже больно общаться с городом? — напряженно спросил Матвей Головастов. — Хозяева…
— Нет, — Лена решительно отстранила Станислава Ольгердтовича и выпрямилась. — Просто голова закружилась. Знаете, эти трамваи…