Символы священной науки
Шрифт:
26. Символическое оружие [276]
Говоря выше о "символических цветах", нам уже приходилось указывать на копье, которое в легенде о Граале появляется как второй, после самой чаши, основной символ, и которое является одним из многочисленных олицетворений "Оси Мира". [277] В то же время это копье, сказали мы, является также символом "Небесного луча". И, согласно соображениям, высказанным нами в другом месте, [278] совершенно ясно, что по сути эти два значения совпадают. Но это равным образом объясняет и то, что копье так же, как меч и стрела, в конечном счете, являющиеся его эквивалентами, иногда отождествляется с солнечным лучом. Само собой разумеется, что две символики, полярная и солярная, никогда не должны смешиваться между собой, и что, как мы уже часто отмечали, первая имеет характер более фундаментальный и воистину «изначальный»; однако, не менее верно и другое: то, что можно было бы назвать «переносами» с одного на другой, есть достаточно часто встречаемый факт, и для этого есть свои причины, которые мы более четко попытаемся объяснить как-нибудь в другой раз.
276
Опубл. в E.Т., окт. 1936.
277
В этом отношении дополнительность копья и чаши очень близка к аналогичному соотношению горы и пещеры, к которому мы обратимся несколько позже.
278
См.
В данный же момент мы ограничимся упоминанием атрибуции стрелы Аполлона: известно, что именно своими стрелами последний убивает Пифона, как в ведической традиции Индра убивает Ахи, или Вритру, подобие Пифона, с помощью ваджры, олицетворяющей молнию; и это сходство не оставляет никаких сомнений относительно исходной символической равнозначности двух видов оружия, о которых идет речь. Напомним также о "золотой стреле" Абариса или Залмоксиса, о которой говорится в истории Пифагора; и здесь мы еще яснее видим, что эта символика относится именно к Аполлону Гиперборейскому, что устанавливает точную связь между его солярным и его полярным аспектами. [279]
279
Заметим в этой связи мимоходом, что "золотое бедро" Пифагора, превращающее его в своего рода проявление самого Аполлона Гиперборейского, соотносится с символикой полярной горы и Большой Медведицы. С другой стороны, змей Пифон находится в особой связи с Дельфами, святилищем Аполлона Гиперборейского. Отсюда происходит имя Пифии, а также само имя Пифагора, которое в действительности есть имя Аполлона, "того, кто руководит Пифией", то есть вдохновителя его оракулов.
Если мы возвратимся к рассмотрению различного оружия как олицетворения "Оси Мира", то напрашивается важное примечание, а именно то, что это оружие — не всегда, но, по меньшей мере, очень часто имеет либо два лезвия, либо два противоположных острия. Этот последний случай, как, в частности, и случай ваджры, к которой мы еще вернемся, явно должен быть соотнесен с дуальностью полюсов, рассматриваемых как две оконечности оси, со всеми соответствиями, которые она предполагает, и на которые мы уже указывали в другом месте. [280] Что же касается обоюдоострого оружия, то дуальность здесь, выражая тот же смысл оси, гораздо более прямо указывает на два потока, олицетворяющие двух змей, обвившихся вокруг жезла или кадуцея. Но так как эти два противоположных потока сами находятся в соответствующем соотношении с двумя полюсами и двумя полушариями, то тем самым можно непосредственно видеть, что обе символики в действительности соединяются. По сути, речь здесь всегда идет о двойственной силе, единой по самой своей сущности, но разного действия во внешнем проявлении, что обусловлено «поляризацией», как последняя обуславливает на различных уровнях все степени и все модальности универсального проявления. [281]
280
См. Двойная спираль, март 1936.
281
Это равносильно тому, чтобы сказать, что все космические дуальности реально суть не что иное, как различные «спецификации» первичной дуальности Пуруши и Нракрити, или, иными словами, поляризации Бытия как «сущности» и «субстанции».
Сам меч может рассматриваться, наиболее общим образом, как обоюдоострое оружие; [282] но еще более поразительным является пример обоюдоострого топора (секиры), принадлежащего к эгейской и критской, т. е. доэллинской символике, но, собственно, не присущего исключительно ей. Но топор, как мы уже объясняли выше, [283] — есть совершенно конкретный символ молнии, а стало быть, точный эквивалент ваджры; и сравнение этих двух орудий хорошо показывает, следовательно, сугубое тождество двух форм символики, затронутых нами, символик обоюдоострого оружия и оружия с двумя заостренными концами. [284]
282
В другом из своих значений меч является символом Глагола, или Слова, с его двойной шестью созидателя и разрушителя (см., например, Апокалипсис, 1, 16, и 19, 15). Впрочем, очевидно, что эта двойственная власть аналогична двойственной силе, о которой мы только что говорили, и что, еще точнее, это всего лишь варианты приложения одного и того же. По поводу меча отметим еще, что, согласно некоторым древним историкам, скифы изображали божество посредством меча, воткнутого в землю на вершине небольшого холма; а поскольку последний был уменьшенным изображением горы, то мы обнаруживаем здесь соединенными оба символа "Оси Мира".
283
См. гл. Громовые камни.
284
Молоток или молот Тора, другой символ молнии, также отмеченный нами, являет своей формой Т точное сходство с двойным топором. Мы обратим также внимание и на то, что подобно молотку и мечу, хотя и не столь очевидно, как они, секира еще и сегодня обнаруживается в масонской символике.
Изображение ваджры имеет множество вариантов; Ананда Кумарасвами [285] отмечает, что самая распространенная форма с тройным острием на каждой оконечности тем самым родственна тришуле, или трезубцу, другому очень важному символическому оружию, специальное исследование которого, однако, увело бы нас слишком далеко от нашей темы; [286] заметим только, что в то время как срединная точка есть окончание самой оси, две боковые могут соотноситься еще и с двумя потоками, правым и левым, о которых мы говорили, что по этой самой причине подобная же тройственность обнаруживается и в других случаях «осевой» символики, например, в некоторых изображениях "Мирового Древа". Кумарасвами равным образом показал, что ваджра традиционно отождествляется с другими известными символами "Оси мира", такими, как ось колесницы, два колеса которой соответствуют Небу и Земле, что, в частности, объясняет некоторые изображения ваджры как «поддерживаемой» лотосом, на котором она помещена в вертикальном положении. Что же касается учетверенной ваджры, образованной соединением двух обычных ваджр, в горизонтальном плане расположенных крестообразно, откуда ее название — Карма-ваджра, то она очень близка к, таким символам как свастика и чакра. [287] Мы ограничимся здесь тем, что отметим эти различные сведения, к которым, быть может, мы еще вернемся в других исследованиях, ибо это сюжет из разряда тех, которые невозможно исчерпать.
285
Elements of Buddhist Yconography.
286
В этом случае удвоенная тройственность ветвей и корней еще точно напоминает оконечности ваджры. С другой стороны, известно, что как атрибут Шивы, тришула часто соотносится с "тройным временем" — трикалой, то есть с тремя модальностями времени как прошлого, настоящего и будущего. Здесь также можно было бы провести аналогии с тем, что обнаруживается в других традициях, например, с некоторыми аспектами символики Януса.
287
Речь тогда, следовательно, больше не идет о вертикальной оси, как в предыдущих случаях, но о двух горизонтальных осях геометрические изображения, которое мы рассмотрели в Символике Креста.
Ваджра, помимо значения «молния», имеет также, в то же самое время, значение «алмаз», что немедленно вызывает идеи неделимости, неизменяемости и незыблемости; и действительно, незыблемость — есть основная черта оси, вокруг которой совершается вращение всего, но которая сама не участвует в нем. В связи с этим можно провести еще одну примечательную
288
Государство (Республика), гл. X, (миф об Армении). Эта совокупность оболочек образует "веретено Неизбежности": парка Клото вращает его правой рукой, стало быть, справа налево, и это направление вращения небезразлично, учитывая сказанное нами по поводу символики "двойной спирали".
Возвращаясь отсюда к молнии, скажем, что она рассматривается, как мы уже указали, [289] как олицетворение двойного могущества созидания и разрушения: если угодно, можно сказать, сил жизни и смерти, но если это понимать лишь буквально, то перед нами окажется все-таки частный случай того, о чем в действительности идет речь. [290]
В самом деле, это сила, которая осуществляет все «сгущения» и «растворения» и которую дальневосточная традиция соотносит с попеременным действием двух дополнительных принципов, инь и ян, равным образом соответствующих двум фазам универсального «выдоха» и «вдоха»; это то, что герметическая доктрина, со своей стороны, называет «сгущением» и "растворением"; [291] и двойное действие этой силы символизируется двумя противоположными оконечностями ваджры, как «молниевидного» оружия, тогда как алмаз ясно являет ее единую и неделимую сущность.
289
См. гл. Громовые камни.
290
В связи с примечанием, сделанным нами выше по поводу оружия, соответственно Аполлона и Индры, мы заметим, что, подобно молнии, солнечный луч также считается животворящим или умерщвляющим, в зависимости от случая. Напомним равным образом, что копье легенды о Граале так же, как и копье Ахилла, с которым мы уже проводили аналогию, обладало способностью и наносить раны, и исцелять их.
291
Это также и то, что на языке древнегреческих философов называлось «зарождением» и «разложением».
Отметим попутно в качестве курьеза — ибо с нашей точки зрения это не более, чем курьез — случай применения низшего порядка, но прямо связанный с вопросом о символическом оружии: "могущество острий", хорошо известное в магии и даже в профанической физике, реально соотносится с «растворением», то есть со вторым аспектом двойного могущества, о котором мы только что говорили. С другой стороны, соответствие первому аспекту, или «сгущению», обнаруживается в магическом использовании узлов или «лигатур»; мы напомним в этой связи символику "гордиева узла", который Александр к тому же разрубает своим мечом, что тоже очень показательно. Но здесь возникает и другой вопрос, вопрос "жизненного узла", который, хотя и находясь в отношениях аналогии с предыдущим, далеко выходит за пределы области и содержания простой магии. [292]
292
Мы касались этого вопроса в связи с "чувствительной точкой" соборов в заметке, озаглавленной Кельн или Страсбург? в V.I., янв. 1927.
Наконец, мы должны упомянуть другой «осевой» символ, который не является оружием в собственном смысле слова, но который, однако, уподобляется ему своей остроконечной формой: этот символ — гвоздь, а у римлян гвоздь (clavus) и ключ (clavis) почти созвучны — но и тот, и другой связаны с символикой Януса. [293] Ключ, который есть также и «осевой» символ, увел бы нас в рассуждения, в которые мы не хотим вдаваться в настоящий момент; скажем только, что "власть ключей" или двойная власть «вязать» и "разрешать", [294] на самом деле не отличается от той, о которой мы говорили: по сути, в действительности, речь всегда идет о «сгущении» и «растворении», в герметическом смысле этих понятий.
293
Мы напомним еще — чтобы дополнить последнее примечание, сделанное нами — о магической власти, приписывавшейся и тому, и другому которая, оставляя в стороне всякие вопросы «феноменического» порядка, выступает как своего рода экзотерическое перерождение их традиционного значения.
294
Можно заметить, что сами эти слова также очевидным образом соотносятся с символикой лигатур или узлов; все это, стало быть, находится близко одно к другому, и различные формы, которые обретает символика, всегда отлично согласуются между собой.
27. Сайфуль-Ислам (Sayful-Islam) [295]
В западном мире принято рассматривать ислам как традицию по самому своему существу воинственную, и, следовательно, когда речь идет о сабле или мече (es-sayf), надо воспринимать это слово исключительно в его самом буквальном смысле, никогда даже и не задаваясь вопросом, нет ли здесь в действительности чего-либо другого. Разумеется, неоспоримо то, что воинственный аспект существует в исламизме, как и то, что отнюдь не являясь исключительной принадлежностью последнего, он точно так же присутствует в большинстве других традиций, включая христианство. Даже если не вспоминать о словах Христа: "Не мир я пришел принести, но меч", [296] которые, в конце концов, могут пониматься метафорически, история христианства в средние века, то есть в эпоху его действительного осуществления в социальных институтах, дает тому достаточно доказательств. А с другой стороны, сама индуистская традиция, которая, конечно, не может считаться по преимуществу воинственной, потому что ее, скорее, упрекают за недостаточное место, отводимое действию, содержит, однако, этот аспект, как можно убедиться в том, читая Бхагавадгиту. Не будучи ослепленными предрассудками, легко понять, что так и должно быть, потому что в области социальной войны, в той мере, в какой она направлена против тех, кто возмущает порядок и имеет своей целью вернуть их к нему, есть законное дело, по сути своей являющееся одним из аспектов осуществления «правосудия», понимаемого в своем наиболее общем значении. И, однако же, это всего лишь внешняя сторона вещей, стало быть, наименее существенная: с точки зрения традиционной, то, что придает так понимаемой войне все ее значение, это символизация ею борьбы, которую человек должен вести с врагами внутри себя самого, то есть против всех элементов в нем, противоречащих порядку и единству. Впрочем, в обоих случаях — идет ли речь о порядке внешнем и социальном или порядке внутреннем и духовном, — война всегда должна одинаково стремиться к установлению равновесия и гармонии (именно поэтому она соотносится с собственно "правосудием") и к объединению посредством этого множества противостоящих друг другу элементов. Это равносильно тому, чтобы сказать, что ее естественным результатом, который, в конечном счете, и есть ее единственное обоснование, является мир (es-salam), который в действительности не может быть достигнут иначе, как через подчинение божественной воле (el-islam), расставляющей все элементы на свои места с тем, чтобы заставить их содействовать сознательному осуществлению одного и того же плана. И вряд ли нужно особо подчеркивать, насколько в арабском языке эти два понятия, el-islam и es-salam, родственны друг другу. [297]
295
Опубл. в L'Islam et I'Occident (C.d.S.), 1947.
296
Мтф, 10, 34.
297
Эти соображения мы более подробно рассмотрим в Символике Креста, гл. VIII.