Синдром Кандинского
Шрифт:
– Так вы все-таки сумасшедшая, - с улыбкой сказа Антон.
– Нет, - тихо ответила Елена Александровна, - хотя вы все и считаете меня такой. Послушай меня, Антон.
– Голос Елены Александровны сделался ещё более тихим, глаза покрылись поволокой, она подалась вперед и, глядя поверх головы Антона, продолжила: - Где бы я ни родилась в следующий раз, через девятнадцать лет тридцатого августа я явлюсь к тебе молодой, восемнадцатилетней девушкой. Ты не можешь быть сейчас со мной, а я смогу. И тогда мы опять соединимся. Я останусь с тобой до конца твоих дней. Вот это письмо ты дашь мне прочитать,
– Елена Александровна, словно фокусник, достала из складок платья запечатанный конверт и отдала его Антону.
– Это мое письмо ко мне той, восемнадцатилетней.
– Я не доживу, - усмехнулся Антон.
– Девятнадцать лет слишком много для меня.
– Доживешь, - уверенно сказала хозяйка дома.
– Ты бросишь свои наркотики. Ты будешь ждать меня, как я ждала тебя. Нам не повезло, жизнь и смерть разлучили нас, и мы вынуждены будем встретиться на этом свете на короткий срок. Но и за это я благодарна судьбе, потому что люблю тебя. Что такое девятнадцать лет, когда у меня есть ты?
– Видите ли, я люблю другую женщину, - неожиданно перебил её Антон. Я приехал сюда за ней.
– Нет, - сказала Елена Александровна.
– Ты приехал, чтобы увидеть меня и попрощаться со мной. Ты можешь этого не знать, Антон, но это так.
– Тогда почему мы не встретились раньше?
– спросил Антон.
– Потому что мы все равно не смогли бы быть вместе. Ты бы не захотел. А когда мне пришло время умирать, ты вернулся. И любишь ты не её, а меня, меня прежнюю. Хочешь, я расскажу тебе, какая она? Она во всем похожа на меня, за это ты её и выбрал. Она похожа на меня и внешне. Посмотри, это я в молодости.
В руке у Елены Александровны появилась фотография. Она протянула её Антону, и тот, поколебавшись, взял. Он успел заметить молодую красивую даму с пышной прической, хоть и в незнакомом убранстве, но очень похожую на его жену.
В этот момент в дверь постучали, и в комнату вошел Александр. Он подошел к матери, положил ей на плечо руку и сказал:
– Мама, гостю надо спать. Завтра утром вы увидитесь.
– При этом Александр как-то неумело подмигнул Антону, и тот, сообразив, в чем дело, охотно поддержал его.
– Да, да, Леночка, завтра мы увидимся, - торопливо сказал Антон, а Александр недовольно поморщился.
– Вы хорошо вжились в роль, папа, - сказал он.
Антон хотел было ответить ему какой-нибудь резкостью, но посмотрел на хозяйку дома и сдержался. А Елена Александровна поднялась с дивана и, опираясь на руку сына, игриво сказала:
– До завтра, любимый. Спокойной ночи!
Как только за ними закрылась дверь, Антон с облегчением вздохнул и машинально обулся. Первое, что пришло ему в голову, - это мысль о побеге. У него не было никакого желания дожидаться утра и утром снова выслушивать этот сумасшедший бред. Кроме того, чувствовал он себя отвратительно. Все это время Антон ждал, когда наконец останется один, чтобы сделать очередной укол. Но при воспоминании о прощальной фразе Елены Александровны Антона передернуло, затем он нервно рассмеялся, положил письмо в кейс, осторожно закрыл дверь и в абсолютной темноте спустился вниз.
– Уходите, папа?
– услышал он совсем рядом голос Александра.
– Да, сынок, мне пора, - тихо ответил Антон.
– Покажите-ка мне, как отсюда выйти.
Вслед за этим послышался скрип половиц, и впереди открылась дверь на улицу.
– Прощайте, папа. Надеюсь, мы больше никогда не увидимся, - сказал Александр.
– Да, сынок. Я тоже не получил удовольствия от встречи с тобой. Слишком много времени прошло. Видно, отвык.
– Антон вышел на крыльцо, и дверь тут же закрылась за ним.
Обратно он добирался не менее часа. Идти по песку было чрезвычайно трудно и противно. В абсолютной тишине песок пронзительно хрустел под ногами, набивался в ботинки, а разбросанные по пляжу большие камни как будто сами лезли под ноги.
Антона сильно знобило, хотелось пить. Наконец он не выдержал и на знакомом повороте к улице Чанба сел на брошенный деревянный ящик из-под бутылок. Отдуваясь, словно преодолел высокую гору, он раскрыл кейс, достал стерилизатор, отшвырнул от себя мешавший чемоданчик и уже неторопливо проделал привычную операцию.
Добравшись до калитки, Антон открыл её, пересек двор и, закрывая за собой дверь каморки, увидел, как в нескольких метрах от него в буйных зарослях кустарника мелькнула тень. Антон вздрогнул, некоторое время постоял у двери, прислушиваясь к тому, что происходило снаружи, и, не включая света, на ощупь отыскал кровать. Он только собрался сесть, как в дверь тихонько поскреблись. После этого скрипнули несмазанные петли и в образовавшуюся щель кто-то прошептал:
– Можно?
– Лена?
– испуганно спросил Антон.
– Это ты?
– Я, я, - ответила гостья, и Антон почувствовал, как у него похолодело в груди.
– Ты получила мое письмо?
– взволнованно спросил он.
– Как ты меня нашла?
– Так и нашла, - прошептала гостья. Она проскользнула в каморку, быстро затворила за собой дверь, и в комнате сделалось совсем темно.
– Я приехал повидать тебя, - зашептал он.
– Не знаю зачем. Мне без тебя плохо.
– Он протянул руку, привлек её к себе и в промежутках между поцелуями забормотал: - Я наврал в письме... Ты мне нужна... Я смогу... Наконец он поймал губами её полураскрытый влажный рот, запустил в волосы пальцы и, придерживая затылок, долго целовал, испытывая при этом какую-то болезненную истому. А она обвила его шею руками, прижалась к нему всем телом, да так, что Антон покачнулся, сделал шаг назад и, наткнувшись на кровать, потерял равновесие, упал и увлек её за собой.
Он гладил её свободной рукой по шее и груди, на все лады хрипло шептал: ЄЛеночка! Леночка!є - а она тихонько смеялась от удовольствия и подставляла губы. Словно в полусне, Антон ласкал её, иногда на мгновение замирал, но только для того, чтобы сказать очередную нежную глупость, пока наконец она не подала голос.
– Халат не порви, дурашка.
– Что?
– испуганно спросил Антон, застыл в той позе, в какой его застала эта фраза.
– Халат. Халат не порви, - повторила она, и он явственно услышал, как расстегиваются пуговицы халата, ткань у него под рукой поползла вниз, и Антон, положив ей руку на голую грудь, провел по ней ладонью и тихо спросил: