Синдром синей бороды
Шрифт:
— Не злись, Вадим, — примирительно похлопав брата по плечу, сказал Егор. — Я не осуждаю тебя, а всего лишь пытаюсь понять — что не так? Что с тобой происходит? Сорок три года — это возраст. Пора иметь стабильность не только в финансах, но и в личной жизни: детей, семью.
— Мне племянников хватает. Кстати, как они?
— Нормально.
— Прошлый раз так и не свиделись. Скажи, специально их тогда в Гагры отправил?
— Твоя мнительность оскорбительна.
— Констатация.
Егор помолчал, смиряя желание послать брата к черту, вздохнул:
— Вера будет рада тебя видеть.
— Я ей безделушку привез.
— Карат на двадцать? — усмехнулся Егор. Вадим улыбнулся в ответ:
— Двадцать два, всего.
Егор в порыве братских чувств обнял его:
— Ты, главное, держись, братишка, — прошептал, желая поддержать в трудную минуту. Видел бы он в этот момент каменное лицо Вадима, стальной блеск черных глаз, понял бы, что зря. Греков не нуждался в сочувствии. Он вообще ни в чем и ни в ком не нуждался.
Глава 2.
— Что читаешь? — Катя бесцеремонно выхватила книгу из рук Маши и, посмотрев на обложку, присвистнула. — Барикко — ну даешь! Вчера ж Гоголь был. Ты что это, подруга, муру всякую читаешь?
Маша не стала отвечать на глупый вопрос, молча отобрала том и отложила в сторону, хлопнула ладонью рядом с собой:
— Садись, раз пришла. Откуда пробегом на этот раз? А-а, вижу, решила почтить салон своим присутствием. Неужели решилась превратиться в пепельную блондинку?
— А то? — хитро улыбнулась девушка и, приземлившись на диван, повернулась в фас и профиль, выказывая Маше новую прическу.
— Тебе идет, — оценила та.
— Мне тоже понравилось. Так, что у нас в планах на вечер? Категорически не желаю тратить время на всякую ерунду, — блондинка кивнула на томик итальянского прозаика. — Пошли прогуляемся?
— Не охота. Дождь второй день.
— Зонтики есть.
— У меня горло еще болит.
— Скажи: не все раритеты с папиной полки на свет извлекла. Кончай ерундой заниматься. На пенсию выйдешь, будешь читать заунывную прозу…
— На пенсии поздно будет. Учатся в юности. В старости пожинают плоды оной.
— Какая ты заумная, Машка, — скривилась Екатерина. — И в кого? Мать у тебя — чудная женщина, отец — душка, брат — мечта.
— Эта `мечта' вчера пуд железа принесла в дом. Под металлиста теперь косит: цепями обвесился, на руки килограмм колец, на шее череп в пентаграмме. Завтра, наверное, `Харлей' в комнату прикатит, записавшись в байкеры.
— Живет мальчик, — пожала плечами блондинка, озабоченно разглядывая свой нарощенный ноготок. — Себя ищет.
— А находит приключения на весь состав родни.
— Перерастет.
— Угу. Я к тому времени состарюсь. Он же не один имидж меняет — всех под него склоняет. Когда рокером был, нас от ДДТ подбрасывало вместе с соседями. Когда в культуристы подался, я все ноги о гантели по квартире разбросанные отбила.
— Да, ладно, Маш, пусть твоим Ярославом мама с папой занимаются. И не прибедняйся: в вашей квартире можно тренажерный зал организовать, а вы и не заметите. Так что пусть братик самовыражается на здоровье, а ты о себе думай. Пошли гулять?
— Не хочу. Да и не могу. Говорю же, горло еще болит.
— Почему ты на подъем такая трудная?
— Ничего подобного.
— Обижусь, — надула розовые губки Катя. Маша с тоской посмотрела в окно: небо серое, тучами затянутое.
— Нет, не охота.
В комнату деликатно постучали, и на пороге возник взъерошенный парень загорелой наружности. Катя заинтересованно уставилась на его симпатичную физиономию и облизнула губки, пройдя взглядом по внушительному контуру мышц, не по-юношески развитого, обнаженного торса:
— Заходи, Ярослав, — пропела томно.
— Здрас-сте! — кинул в ответ парень, отвесив дурашливый поклон девушкам.
Маша хмуро посмотрела на брата, по лицу читая — что-то ему надо.
— Ну, — бросила не ласково.
Тот перестал кривляться, шагнул к сестре, подал лист исписанной бумаги:
— Сходи за меня, а? Мать в магазин гонит, а мне никак, Маш, — пробасил просительно.
Маша перечитала список нужных продуктов, и, прикинув, что ей столько не только до такси не донести, но в принципе и не поднять, возмущенно уставилась на брата:
— Я не поняла, кто в нашей семье культурист?
— Ну, Маш, вы вон с Катериной вдвоем…
— А я причем? — выгнула бровь блондинка. — Я тяжелей косметички ничего не поднимала и поднимать не собираюсь.
— Вот-вот. Так что катись-ка ты братик, куда мама послала.
— Маш? Ну, Маш? Я же тебя редко о чем-то прошу, — загудел парень.
— Ага? Перечислить? Нет? Вот и иди. Не нарушай идиллию девичника. Общаться мешаешь.
Парень решил обидеться, гордо вскинул голову, прищурился, приготовившись высказать сестре все, что думает и о ней, и о девичнике, но передумал, сообразив, что перед ним не подружка. С Машей лучше по-хорошему, тонко, умно.
Вздохнул и, рухнув на колени, брякнул лбом о паркет:
— Отслужу, сестрица родная! — взвыл дурашливо. — Только не руби мне планы! Век твою доброту помнить буду!
— Вот шут, — хохотнула Катя, восхищенно поглядывая на Ярослава.
Маша, тяжко вздохнув, махнула ему ладонью:
— Сгинь, изверг!
Парень вскинул на сестру лукавый, довольный взгляд и с улыбкой… пополз к выходу.
— Да встань ты!
— Не смею, твоя доброта меня сразила.
— Перестань паясничать! — скривилась Маша. Ярослав поднялся и вышел, осторожно прикрыв дверь.