Синдром Вильямса
Шрифт:
В самую последнюю очередь Елена Михайловна сходила к нему на работу, но там ее тоже подстерегала неудача. Под видом поминок в новом конференц-зале собрались все сотрудники, которые знали Матвея. Она сказала короткую речь о том, что благодарна им всем за поддержку и надеется, что они иногда будут вспоминать его. Они покивали, взяли заранее разлитое по стаканчикам тягучее красное вино, молча выпили и разошлись.
Где же она прячется, эта тварь? Где ее искать?!
Впервые Елена Михайловна не знала, что делать дальше. Этот мир был не богат на разрывы границ. Им удалось обнаружить только один — и они жили рядом с ним, потому что подстерегать добычу у тайного
Впервые в жизни Елена Михайловна приняла решение сдаться. Впервые в жизни, она понимала, что проиграла. И еще она очень хорошо понимала, что впервые в жизни эти твари выиграли и нашли способ убить охотника, не убивая его.
Она захлопнула дверь и вышла на лестницу. Осмотрелась. Нет, ничего подозрительного. Ключи от квартиры бросила в почтовый ящик, как просил владелец, и снова осмотрелась… Ее не покидало чувство, что она что-то просмотрела совсем рядом, чего-то не заметила. Но, возможно, это многолетнее чувство победителя не желало смириться с поражением.
Перед тем, как сесть в машину сына, Елена Михайловна еще раз открыла багажник и заглянула внутрь. Может быть, она что-то пропустила? Нет, обычный пустой багажник с пыльным запасным колесом и черной сумкой с инструментами.
Внутри, ни в карманах на чехлах, ни в бардачке тоже не оказалось никаких посторонних вещей. Ничего, что не принадлежало бы Матвею.
— Хватит уже, — раздраженно сказала женщина и повернула ключ зажигания.
До дома, где жила Люда, Елена Михайловна доехала все с тем же чувством, что что-то важное она упустила. Люда ждала ее на скамейке перед подъездом.
— Она твоя. — Елена Михайловна отдала девушке ключи и документы. — Матвей хотел подарить ее тебе. Матвей ее тебе и подарил.
Люда растеряно смотрела на ключи и бумаги, вертела между пальцами брелок в форме маленького футбольного мяча.
— Мне… мне не нужна машина.
— Напрасно ты так говоришь, — мягко сказала женщина. — Если тебе действительно не нужна машина, можешь ее продать. Она твоя. Делай с ней что хочешь.
— Я не смогу… не смогу в ней ездить. — Она заплакала. Слезы, большие и прозрачные, выкатывались из глаз, ползли по щекам и падали на шею.
Елена Михайловна обняла ее, вздохнула… И вдруг по ее спине побежали мурашки. Девушка была в положении. Неужели Матвей оставил после себя ребенка?!
Женщина судорожно полезла в сумочку, достала визитку и какую-то древнюю сувенирную ручку с полустершейся надписью. Ручка, к счастью, писала. Елена Михайловна написала с обратной стороны визитки то, что она никогда и никому не сообщала: домашний телефон и домашний адрес. И вложила в ладонь Людочки.
— Люда, обещай мне одну вещь. Во имя Матвея. Пожалуйста. — Она взяла девушку за руку и сжала тонкое запястье. Срок еще маленький, всякое может случиться, лучше не торопить события. Вот месяца через два можно будет поговорить. — Обещаешь? Позвонишь?
Люда кивнула.
— Люда, я хочу чтобы ты знала, мой дом всегда для тебя открыт. Ты — член нашей семьи несмотря на то, что вы не успели с Матвеем оформить отношения.
— Мы даже не собирались… — Людочка снова заплакала.
—
Людочка улыбнулась и кивнула сквозь слезы.
— А что мне сообщить вам, Елена Михайловна?
— Все, что захочешь. Любые новости. Я уверена, что через два месяца тебе захочется поговорить со мной. — Она заставила себя замолчать. Обнадеживать раньше времени не стоит никого — ни себя, ни ее.
Людочка смотрела на нее, вытирая слезы свободной рукой.
— Успокоилась? Ну вот и хорошо, — Елена Михайловна улыбнулась, наклонилась и поцеловала девушку в холодную соленую щеку. — А теперь я побегу, мне пора в аэропорт.
Елена Михайловна уже пошла прочь от дома, обернулась, чтобы в последний раз посмотреть на девушку. Будущую мать ее внуков. И вдруг взгляд Елены Михайловны упал на переднее стекло автомобиля. Черная присоска навигатора. Конечно! Вот что пытался ей подсказать ее затуманенный разум.
Елена Михайловна вернулась и рывком открыла машину, включила навигатор, и открыла историю. История была пустой. Совсем. Как будто Матвей и не ездил никуда. И даже последние загруженные карты были удалены. Она хорошо постаралась, эта тварь! Елена Михайловна от отчаяния хлопнула дверью.
— Извини, я хотела узнать, куда Матвей ездил в последний день, — сказала Елена Михайловна в ответ на недоумевающий взгляд Людочки.
— Вроде бы в лес, — неуверенно ответила та.
— А с кем?
— По-моему, один. Говорил, хочет присмотреть место для фотосессии. Он иногда ездил на разведку на природу, никого с собой не брал… — и Людочка снова заплакала.
— Все будет хорошо, — тихо прошептала Елена Михайловна, подошла к девушке, порывисто обняла ее и пошла прочь, уже больше не оглядываясь.
Эпилог
Каждый человек рано или поздно оказывается перед вопросом: как жить дальше? Иногда он знает, что вопрос еще не созрел, но чувствует его, как чувствуют назревающий нарыв и начинают поиск ответа заранее. Иногда вопрос возникает неожиданно, когда что-то ломается — внутри ли человека, снаружи — неважно. Но внезапность вопроса не отменяет необходимость срочного ответа. А некоторые, вроде меня, живут с этим вопросом постоянно и каждый день, за редким исключением, ищут на него ответ. И каждый новый ответ никак не связан с предыдущим и может заставить бросить все и бежать на край света. Потому что это не риторический вопрос. Такие вопросы не бывают риторическими.
Я снова не знала, что делать дальше. «Жизнь — вечное движение», — говорила мне мама. Я привыкла к переменам, я не боялась их. Но мое воображение и мой трезвый ум изменили мне. Или, может быть, их у меня было меньше, чем сил. То есть силы жить еще остались, а вот разум отказывался искать путь к спасению.
Я сидела на Гоголевском бульваре и смотрела на смешных лягушко-львов у основания памятника, очевидно, Гоголю. Два часа назад я нашла свое имя в списке студентов, зачисленных на первый курс Медицинской Академии. Полтора часа назад я узнала, что мне положена комната в общежитии. И что в общежитии нельзя жить с собаками. Час назад я смотрела в глаза декану и объясняла, что собаки бывают разными. Что у меня нет ни родителей, ни родственников, никого, кроме собаки. Он говорил, что если сделает исключение для меня, то потом в каждой комнате будет по хомячку, попугаю или амурскому тигру.