Синдром войны
Шрифт:
Сначала звякнуло стекло, и об пол стукнули донышками четыре грязные, но запечатанные бутылки.
– Горилка «Хлебный дар», господа военные. Березовая прохлада, блин!
– Это так необходимо? – Алексей нахмурился. – Тебя за этим посылали?
– Не пройду же я мимо, – резонно возразил боец. – Все нормально, командир. Бухло на Новый год.
– Не шути так! – Алексей чуть не поперхнулся. – Что-нибудь полезное принес?
Архипов вытаскивал из пакетов мятые пачки с чаем, какие-то крекеры, леденцы, палку задубевшей колбасы, похожую на сломанную
– Магазин накрыло, осталась воронка. Он был не очень большой. Пришлось вспоминать альпинистское прошлое и все такое. Там все под землей, под снегом. Нашел вот это – и то слава богу. Если покопаться, можно еще что-нибудь отыскать. Аптека находилась через несколько домов. Рядом пристройка. Похоже, там здешний лекарь практиковал. В этом местечке обнаружилось гораздо больше интересного, чем в аптеке. Пристройка кирпичная, несколько комнат уцелели, пожара не было. Я не горазд в фармакологии, но курсы по оказанию медпомощи посещал и по образованию когда-то был фельдшером. Смотрите, что нашел! – Архипов взялся за второй пакет и начал выбрасывать из него упаковки с бинтами, марлей, врачебный инструментарий – скальпели, пинцеты, шприцы.
Он доставал коробки с лекарствами, выстраивал их рядами.
– Брал до кучи, многое не пригодится, но смотри сам, Леха. Перевязка вся стерильная, с антисептиками, перекись, йод, зеленка, хлоргексидин. Ранозаживляющие мази, стрептоцид, ампулы с дексальгином для обезболивания, новокаин – его внутримышечно вводить надо. Куча антибиотиков – язык сломаешь, пока произнесешь. Есть даже вот что!.. Это игла с кетгутом – такая нить, чтобы раны зашивать. Еще гемостатическая губка для остановки крови. В общем, все, что нужно. Или почти все.
– Слушай, а ты молодец! – воскликнул Стригун, сползая с матраса.
Они склонились над Левиным, плавающим в беспамятстве. Парень был горяч, его физиономия лоснилась от пота. Но он, видимо, почувствовал внимание к своей персоне, приоткрыл глаза. Парень явно забеспокоился. Его пальцы стали судорожно метаться по панцирной сетке. Словно над ним склонились ангелы смерти, а не участливые товарищи, желающие ему только блага.
– Эй, вы чего? – прошептал Андрюха. – Со мной что-то было?
– Непроизвольное калоиспускание, – пошутил Архипов.
– Ух, блин! Вы что, серьезно? – Он сделал попытку оторвать голову от подушки, его физиономия скривилась так, словно под нос ему сунули ампулу с аммиаком.
– Лежи-лежи, – успокоил его Алексей. – Медики шутят, называется. Не было у тебя никакого испускания.
– Но сейчас будет, – отвернувшись, прошептал Архипов.
– Эй, я не понял. – Тревога, граничащая с паникой, отпечаталась на лице товарища. – Вы что собрались делать?
– Для начала новокаин в задницу, а там посмотрим. Ты не волнуйся, боец, мы просто рану обработаем.
Пока Архипов готовил больного к процедуре, проще говоря, снимал с него штаны, Алексей собрал инструменты, часть лекарств, отнес в противоположный конец подвала. Поперечный и Смирнов смотрели на него с растерянностью. Лазарь в обморочном состоянии метался по кровати и жалобно звал маму.
– Держите, мужики, разбирайтесь. Начальные навыки у вас имеются? Надо пулю извлекать, пока не поздно. Вчера протянули резину!.. Вся надежда, что организм молодой, должен перебороть заразу.
– А где прикажете его оперировать?
– Да где хотите. Можете на снег отнести. Или хоть в этой койке.
Андрюха Левин особо не ерепенился и даже улыбался, когда товарищи всаживали в него новокаин. Оба пулевых отверстия они с особой тщательностью обрабатывали перекисью, стрептоцидом, йодом, надеялись, что зараза еще не проникла в организм, и микробы способны умирать.
Анальгетиков лекари не жалели. Архипов истыкал Андрюхе всю кожу, вводя дексальгин. Потом он подумал и добавил дозу кетонала, зловеще приговаривая, что хуже не будет, потому как уже некуда. Несколько минут Архипов работал иглой, а Левин, уставший выть, обреченно терпел. Потом мучители наложили парню тугую перевязку и скормили две таблетки ципролета.
– А это зачем, изверги? – простонал Левин.
– Антибиотик, – объяснил Архипов. – С данной минуты твоя основная еда.
– Лучше бы водки дали.
– Ага, уже бегу наливать.
На другом конце подвала царило замешательство. Единственное, что удалось силовикам – это стащить с больного часть верхней одежды. Лазарь пришел в себя, смотрел на товарищей с суеверным ужасом, как будто они собрались омывать его перед погребением. Рана в плече превратилась в гнойный нарыв, окруженный фиолетовыми кругами.
Ополченцы подошли поближе. Им приходилось держаться настороже. Автоматы висели у них за спинами, верхние пуговицы расстегнуты, пистолет во внутреннем кармане у командира. Но меньше всего в эту минуту силовиков заботила перемена ролей. Украинцы в нерешительности переминались, смотрели на ополченцев исподлобья, с какой-то неясной надеждой.
– Подвиньтесь, мужики, – пробормотал Архипов.
– И под окно встаньте, – добавил Стригун. – Чтобы мы вас видели.
– Капитан, прекращай! – Поперечный поморщился.
Ополченцы склонились над раненым. Завидев чужие лица, тот окончательно впал в стресс. Но кроха самообладания у парня оставалась. Он глубоко вздохнул, сделал стоическую попытку успокоиться.
– Это мы, Лазарь, – сообщил Архипов. – Твой ночной кошмар. Ничего, детка, это еще не самое страшное. Вот вернешься домой, а там у тебя и начнется донбасский синдром. Пойми правильно, это не сериал.
– Ты молодец, умеешь успокаивать, – похвалил Алексей.
– А чего их жалеть, – резонно отозвался Архипов. – Я слышал, что в натуре есть такой синдром. Вроде афганского, только посильнее. Парни возвращаются домой, а после запивают, колются, сходят с ума, руки на себя накладывают. Чего завис, командир? – Он неодобрительно покосился на Алексея, взгляд которого прилип к ране.