Синее железо
Шрифт:
Обильными слезами оплакиваю наше общее несчастье и как заклинание повторяю слова поэта:
В мире много тоски,
Но ничто не сравнится, поверьте,
С тяжкой болью разлук,
С неизбежностью горя и смерти.
Небеса и земля
Необъятны, но тоже не вечны;
Только
Только скорбь и печаль бесконечны…
Целую Ваши туфли, господин мой и повелитель. Если мне отомстить не удастся — отомстите Вы за наше горе и позор.
Сыма Гай, бывший воин из отряда «ста золотых».
Пока Гай писал, Ань-дао сходил куда-то и принес маленькую кипарисовую коробку. Он поставил коробку на столик и заплакал. Глаза Гая были сухи. Он крепко обнял брата и подтолкнул к двери:
— Прощай, Ань. Помни о клятве.
Когда перевернулся в небе Ковш и склонилась к закату звезда Цэнь[59], Ань-дао уже подходил к крепости. Он выполнил поручение брата и передал письмо в руки Ильменгира. Прочитав письмо, главный гудухэу вначале задумался, потом сказал будто про себя:
— Бедняга Ли Лин! Неужели и это ты простишь императору?
Советник шаньюя самолично провел Ань-дао через сторожевые посты, и к рассвету юноша добрался до городских стен. Возле крепостных ворот Ань-дао трижды прокричал выпью, и со стен тотчас спустилась веревочная лестница. Поднявшись наверх; Ань-дао молча вложил в ладонь начальника караула увесистый мешочек, сплетенный из морской травы.
Глухими, темными переулками он прокрался домой и остаток ночи просидел над очагом, прокаливая в зелье кинжал. Кинжал был узкий и тонкий, как лист осоки.
Потом Ань-дао снял с себя халат и изнутри пришил в просторном рукаве тесемочную петлю. Вложив в нее кинжал, он надел халат и налитыми кровью глазами посмотрел в ту сторону, где лежало мертвое тело друга.
Когда раздались зазывные крики разносчиков снеди и на разные голоса загомонила улица, Ань-дао вышел из дому. В руке у него была корзина, прикрытая шелковым платком. Если бы не богатая одежда, его можно было бы принять за уличного торговца. Собственно, Ань-дао и был сейчас торговцем. Он шел во дворец, чтобы продать две человеческие жизни за одну.
У ворот дворца его остановила стража:
— А ну, осади! Куда лезешь?
— Я пришел получить пятьсот золотых, — тихо сказал Ань-дао и приподнял шелковый платок.
Стражник заглянул в корзину и, отшатнувшись, спросил:
— Что это?
— Голова преступника Сыма Гая.
Через минуту во дворце поднялся переполох. Первым из сановников прибежал Чэнь Жуй.
— Я знал Гая в лицо, — хрипло сказал он. — Покажи!
Вглядевшись, Чэнь Жун с облегчением
— Да, это он. Давай сюда корзину!
Ань-дао хитро ухмыльнулся:
— Нет, сиятельный. Эта голова досталась мне слишком дорогой ценой. Поэтому я полагаю, что достоин лицезреть Сына Неба. Это будет для меня высшей наградой.
— Ну хорошо. Ступай за мной.
Ань-дао мысленно поблагодарил судьбу за то, что Чэнь Жун от радости позабыл приказать стражникам обыскать его.
Они остановились перед массивной дверью, изукрашенной чеканными золотыми фениксами, птицами долголетия и счастья.
Чэнь Жун, приложив палец к губам, исчез за дверью. Его не было довольно долго, но наконец он появился и кивнул Ань-дао:
— Входи!
Императора Ань-дао узнал сразу по тому, что тот один сидел, а все вокруг стояли. Держа корзину перед собой, Ань-дао опустился на колени и склонил голову.
— Возьмите у него корзину и принесите сюда! — приказал император, и Ань-дао вздрогнул от этих слов: его план — оказаться рядом с У-ди — рухнул. И когда Чэнь Жун подошел, чтобы взять корзину, Ань-дао вскочил на ноги, оттолкнул Чэня и бросился через весь зал к императору. Взлетел пестрый рукав халата, сверкнула узкая сталь — и металл звякнул о металл: под парчовыми одеждами императора была надета кольчуга.
Опрокинув кресло, У-ди с визгом проворно помчался по залу. Он, как заяц, петлял между колонн и в смертной тоске взывал к своим придворным, совсем запамятовав, что ни у кого из них нет оружия.
Однако его вопли были услышаны наружной стражей. Охранники появились вовремя. Один из них, рискуя убить императора, метнул дротик и угодил Ань-дао в бедро. Ань-дао упал и, собрав последние силы, швырнул кинжал вслед убегавшему императору. Кинжал воткнулся в колонну над самой головой У-ди и задрожал, как струна циня[60].
На Ань-дао навалилось сразу несколько человек. Ему скрутили руки за спину и стали бить по лицу. Ань-дао горько рассмеялся.
— Чему ты смеешься и зачем хотел убить меня? — спросил его император, уже оправившийся от испуга.
— Я друг Сыма Гая и пришел отомстить за него.
— Друг? Но ведь ты принес его голову. Чэнь не мог ошибиться.
— Да, государь. У нас с Гаем не было другого выхода. А смеюсь я потому, что Гай сочтет меня трусом, раз вы остались в живых.
У-ди пристально посмотрел на Ань-дао, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на уважение.
— Ты храбрый человек, — помолчав, сказал он. — Скажи, чего ты хочешь перед смертью.
Государь, велите принести мне вашу одежду. Я проколю ее и буду считать, что отомстил вам. Я поклялся другу. Мне больше не на что надеяться, как только пронзить ткань вместо вашего сердца. Тогда я умру без сожалений.
— Принесите, — коротко сказал У-ди.
И Ань-дао принесли шелковый халат императора.
— Дайте ему его кинжал!
На всякий случай император отошел за колонну и оттуда с любопытством смотрел, как Ань-дао на куски кромсает халат