Синее железо
Шрифт:
Рукоять меча была вырезана из зеленого нефрита, а под нею стояло клеймо самого знатного рода: крылатый олень. Первый меч предназначался в подарок побратиму Артая, юному асо динлинов Анту Бельгутаю.
Все оружейники собрались возле главной кузницы, где струилось на ветру двухцветное шелковое полотнище, боевое знамя динлинов: верх — белый, низ — красный.
Самый пожилой из кузнецов, жилистый и еще крепкий старик с подпаленной бородой, подошел к Анту, держа меч на вытянутых руках.
— Асо — сказал он, — мы подносим тебе этот меч и верим, что он хорошо послужит нашей отчизне.
— Ант опустился на одно колено, взял меч и поднес его к губам. Братья! — Голос Анта был хриплым от волнения. — Факел, опущенный вниз, продолжает гореть, и языки его пламени все равно тянутся вверх. Наша борьба с чужеземцами подобия факелу. Сейчас он опущен, но он не погас, и я клянусь, что подниму его над вашими головами. Тогда он разгорится, как лесной пожар, и огонь его испепелит проклятых хунну. Поклянитесь и вы тенями наших предков, что по первому зову встанете вот под это знамя!
— Клянемся, асо! — Ответ был как выдох огромного кузнечного меха.
— А теперь испробуй меч, — снова сказал старый оружейник, и по его знаку перед Антом поставили деревянную куклу, одетую в панцирь китайской работы (такие панцири носили обычно латники шаньюя). Голову куклы прикрывал железный хуннуский шлем с назатыльником.
Оружейники кольцом обступили Анта. Юноша занес меч и, чуть присев, косо опустил на голову куклы. Только свистнул воздух, только лязгнул металл — и половина круглой болванки шлепнулась на снег вместе с разрубленным шлемом.
Артай нагнулся и подобрал отсеченную часть. Срез был блестящим и гладким, словно меч прошел не сквозь литое железо в палец толщиной, а через пластину из воска.
— Славная рука, — одобрительно сказал Артай, и половинка шлема пошла по кругу.
— Не рука, а меч славный, — поправил Ант и вновь поднял меч.
На этот раз удар пришелся по латам, и они распахнулись на обе стороны, как створки раковины, обнажив деревянную грудь куклы. Теперь по рукам оружейников отправился меч. Мастера придирчиво водили заскорузлыми пальцами по голубому лезвию — и напрасно; на клинке не было ни одной зазубрины.
— Вот такие мечи мы будем ковать отныне, — сказал Анту Артай, и в голосе его прозвучала гордость. — Такие же мечи получат и хунну, но… — тут оружейник усмехнулся, — с небольшим изъяном: их клинки через полгода смогут рубить разве что трухлявые дрова…
Артай остановился, не договорив: со стороны санной дороги, которая вела в городище, послышались сердитые голоса.
— Кого — то задержали дозорные, — вслух подумал Артай.
И верно, через минуту из леса вышли двое лыжников, за ними ехал хуннуский всадник. Увидев Анта, он направил коня к нему, но Артай загородил дорогу:
– А ну слезай! Ты, видно, забыл, что находишься в присутствии асо?
— Хунну привык говорить
— Сойди с коня — тихо повторил Артай, — иначе ты не устоишь и на своих двоих.
— С дороги, подлый раб! — взревел всадник, и в воздухе свистнула плеть.
— Вот ты как!
Уклонившись от удара, Артай схватил коня за передние ноги, поднял на дыбы и с силой рванул в сторону. Конь рухнул в снег, придавив собой всадника. Тот истошно закричал. Свободная нога его судорожно дергалась в воздухе.
— Совсем как кузнечик — сказал кто — то, и все вокруг засмеялись.
— Помогите ему подняться, — приказал Ант, — да больше не трогайте. — И когда воина вызволили, спросил: — Зачем ты здесь и почему ведешь себя неуважительно?
— Сегодня же баш Ой-Барс узнает все, — вместо ответа пригрозил хунну, потирая ушибленную ногу.
— Зачем ты здесь?
— Меня прислал джуки — князь. Он просил немедленно приехать к нему в А — бу.
— Что-нибудь случилось?
— Да. Ваши поселяне прогнали отовсюду тархана, сборщика податей. — Последние слова хунну произнес по — тюркски, потом добавил, подумав: — Они еще поплатятся за это.
Глаза Анта потемнели от гнева, но он сдержался.
— Скажи Ли Лину, что я приеду завтра. А теперь уноси ноги. Быстро!
Хунну не заставил себя упрашивать, и скоро топот его коня
затих в белом безмолвном лесу.
Глава 8
Оленья упряжка — шестерик бежала по накатанной дороге. Вокруг стояла такая тишина, что слышно было только, как дышат олени да изредка вздыхает снег, сползающий с еловых лап.
Вровень с санями над чеканными зубьями елей неустанно скользила луна. Ее морозный дымчатый свет струился над лесными полями, высекал бесчисленные разноцветные искры из придорожных сугробов й серебрил снеговую пыль, летевшую из-под копыт упряжки.
Ант и Чагар — оба в медвежьих шубах и валяных теплых сапогах — сидели в санках, борясь с дремотой. Путь они проделали немалый, и в самый короткий срок. Ант спешил, и Чагару приходилось урезать отдых оленям на каждой пропышке[90]. Хорошо еще, что не было пурги и ехать приходилось не по целине… Под утро копыта упряжки застучали как — то особенно звонко, и Ант понял, что они выехали на реку. Отсюда до А — бу, где стоял дворец Ли Лина, оставалось уже немного…
В хуннуском становище, несмотря на ранний час, уже горели костры — степняки всегда встают до солнца. Вокруг лагеря бродили кони, добывая себе из-под наста прошлогоднюю траву.
«Посмотрим, что станут делать хунну, когда лягут настоящие снега», — не без злорадства подумал Ант.
Возле избы Ли Лина он скинул с плеч шубу и сказал Чагару:
— Ступай к нашим. Поспи. Будешь нужен, позову.
По невысокому крыльцу Ант поднялся к порогу и толкнул мерзлую дверь. Наместник сидел за столом и что — то писал. Он, видимо, еще не ложился. В избе было чадно от светильного жира, пахло мездрой и смольем.
— Простите, князь, что потревожил вас так рано, — заговорил Ант, снимая рукавицы и шапку. — Но я увидел свет в вашем окне…