Синева до самого солнца, или Повесть о том, что случилось с Васей Соломкиным у давно потухшего вулкана
Шрифт:
— Дай маленькую… Денег нет — пропился..
Беленькая хохотнула, налила ему полную кружку и обернулась к подружке. Макарка стал пить сладковато-терпкий, не подкисший ещё квас и вдруг увидел у своего локтя, на откинутой металлической полке, порядочную кучку денег — всё больше медяки, но попадалось и серебро, и в сторонке даже лежал блестящий юбилейный рубль со статуей Победы — женщины с мечом в вытянутой руке. Девчонки, повернувшись к нему спиной, беззаботно хихикали, слушая зубоскальство высокого парня, а этот юбилейный лежал у самого края, ну у самого-самого… Макарка и подумать не успел, что нельзя так беспечно работать в торговой точке, как его худые, ловкие пальцы мигом и совершенно бесшумно отодвинули эту монету и прижали к ладони. Он сам удивился ловкости
Хотел, да что-то остановило его. А чего, собственно, возвращать? Ему позарез нужны деньги, его только что надули — и не на рубль! Если бы на рубль, не горевал бы. Бессовестно надули и не собирались возвращать, а он почему должен?
Макарка опустил тяжёлый, холодком прожёгший через карман рубль и побрёл по набережной. «Как они со мной, так и я с ними», — думал он. Хорошо бы попросить кого-нибудь, даже хотя бы Герку — не откажется, должник — поколотить Альку, двинуть кулаком по его длинному носу, чтобы брызнула из его туннелей юшка! Да и с другими, кто вертится возле Альки, ходить — только время терять!
Итак, собственный велосипед был на рубль ближе к нему. И как всё просто! И совершенно безопасно — надо только с умом действовать. Есть даже в этом что-то заманчивое: знаешь — нельзя, могут схватить и опозорить, как того курчавого парня. Могут, а ты вот не боишься, ты сильней этого, сильней и выше трепотни взрослых, учителей о том, как положено вести себя. А пошли они, все эти учителя, как и курортники, подальше! У самих всё есть, вот и учат…
Возможно, стоит всерьёз этим заняться. Ни от кого не будешь зависеть, и денежки будут, и велосипед…
Макарка шёл, маленький и худющий, среди пёстрой круговерти взрослых людей, рослых, плечистых, загорелых, громкоголосых. Счастливых. С твёрдым заработком. Он шёл и мечтал поскорей достичь их роста, их плечистости, их независимости.
Возле газетного киоска стоял дядя Тиша, механик с винзавода, одетый не по-курортному. В синей спецовке. С худой шеей и крупным кадыком. Он подозвал его к себе.
Глава 28. Папка
Макарка подошёл.
— Видал Гришку? Ну своего отца… — спросил дядя Тиша и показал подбородком вперёд и чуть влево, где рядом с газоном шёл рослый мужчина в белой — в сетку — тенниске, с широким модным ремнём. Он вёл за руку девочку лет трёх в панамке и жёлтых трусиках. С косичками.
Макарка ничего ещё не понял, но почувствовал во всём теле испарину. Даже на лбу выступил пот. На какое-то мгновение он оцепенел. А когда Макарка пришёл в себя, он понял, что ему нет никакого дела до папки. Без папки куда лучше: не надо бояться, что его вызовут в школу за двойки и драки, что он поколотит за что-то. Короче — совершенно ясно, что никакой нормальной жизни с папкой быть не может.
— Какого там ещё отца? — Макарка презрительно скривил губы.
— Не моего же… Иди догони, поговори с ним!
— Очень мне надо за ним гоняться, — равнодушно ответил Макарка, — пусть сам приходит.
— Давно не приходил?
— Давно.
А если говорить точно, Макарка и не помнил, когда в последний раз был у них папка. С трудом вспомнил его маленькую, не в фокусе, любительскую фотокарточку в мамкином альбоме: с неё улыбался хитроглазый парень с сигаретой во рту, в плоской кепочке, надвинутой на правую бровь. Потом и эта единственная мутная карточка куда-то подевалась, но навсегда врезалась в память. Всё-таки ведь папка. Не было бы его — не было бы Макарки. Был у него папка, был — это точно. И отчество от него осталось навечно — Григорьевич, да и, кажется, деньжата мамка получала от него, хотя и нерегулярно и не густо — рублей тридцать в месяц, что ли. Его папка был шофёром, и Макарка однажды ездил с ним в кабине грузовой машины — ему тогда было года три, и он запомнил крепкие, широкопалые папкины руки на баранке, его напряжённый, острый взгляд, а вот лицо его, живого, Макарка давно забыл. Помнилось
Что это он здесь появился? А что за девочка в панамке?
Вдруг Макаркино сердце словно поддели шильцем: а что если это папкина дочка? Да, да — дочка! Эта догадка была так неожиданна и нова и так встревожила Макарку, что он пошёл быстрее. Он уже был шагах в десяти от папки. Выходит, в таком случае эта девочка его почти родная сестра?
Смех, да и только! Как же её зовут?
Бывает же так на свете — у него есть папка, живой, невредимый и сильный, и он, его родной сын, крадётся за ним, будто боится чего. А папка ничего не знает. И есть у папки дочка, а он, Макарка, её брат, впервые видит её и даже не знает имени… Бывает же так!
Вот папка с девочкой остановились у палатки, где продавались кондитерские изделия и кофе, и папка громко сказал:
— Зин, дай нам пирожное, какое посвежей, пяток «Мишек» и стакан кофе. — И протянул в окошечко рубль. Он был юбилейный, блестящий, точно такой же, какой сейчас оттягивал карман Макаркиных штанов.
— Сейчас, Гриша…
Папка поставил на столик под навесом стакан с мутноватым кофе, бумажное блюдечко с пирожным и протянул дочке конфету. Та стала быстро развёртывать её, блеснула серебристой бумажкой и затолкала пальцем в рот всю конфету. Макарка проглотил слюну — давно он не пробовал «Мишек», он не глотал бы конфету целиком, как баклан рыбу, а откусывал бы маленькими кусочками и медленно сосал, ждал, пока она сама не растает.
Макарка остановился неподалёку, возле стойки, поддерживающей навес, и пристально смотрел на круглое курносое личико девочки со светлыми косичками, с вымазанными шоколадом губами и щекой (не очень-то похожа на папку, верно, пошла в свою мамку), смотрел на папку, пьющего кофе. Он пил маленькими глотками, зачем-то проводил рукой по коротко подстриженным светлым волосам, и лицо его было крепкое, загорелое, прямоносое, с твёрдыми губами и смешливым блеском в глазах.
— Пап, пойдём? — подняла вверх глаза девочка.
— Сейчас, Аллочка, сейчас… Хочешь ещё конфету?
Она закивала головой, он дал ей ещё одну конфету, и её быстрые пальцы снова принялись нетерпеливо развёртывать обёртку. И опять у Макарки сами собой потекли слюнки.
Потом к папке подошёл незнакомый Макарке длинный парень в солнцезащитных очках.
— Как дела, Гриш? Выходной сегодня — гуляешь?
— Дела — полный порядок. Решил прокатиться морем, Алку взял… Нина на работе… Дела тут кой-какие есть…
«Какие у него тут могут быть дела? — с сомнением подумал Макарка и внезапно смертельно обиделся на папку. — Любые, любые могут быть здесь у него дела, любые, кроме одного: зайти поглядеть на своего сына… Ну и чёрт с ним, с папкой! Нужен он мне! — Макарка с чувством сплюнул. — Лучше бы и не встречал его…» Впрочем, нет, не лучше. Теперь он хоть узнал, как зовут папкину дочку и новую жену и что все дела у него в полном порядке. А вот у него, у Макарки, дела были из рук вон плохи, и у мамки — неважные, нервная стала, крикливая; если бы не сёстры, помогавшие ей, совсем было бы скверно.