Сингомэйкеры
Шрифт:
Ко всему прочему, получив возможность обращаться к оперативной памяти, я заговорил на всех языках мира: «Промт» запускается за долю секунды. Иностранная речь моментально трансформируется в текст, тот быстро переводится на русский или английский, обоими владею одинаково, и тут же могу мысленно ответить на русском, а вслух говорю уже по переведенному тексту. Все это происходит с такой скоростью, что отвечаю почти без задержек. Просто создается впечатление, что тщательно обдумываю ответ, серьезный такой молодой человек, не зря, дескать, несмотря
Еще три дня тому мозг ошалевал, принимая сигналы от кухонной плиты, а сознание лихорадочно пыталось встроить их в привычную систему восприятий. Сегодня я поймал себя на том, что еду в левом ряду, несколько превысив предельно допустимую скорость, одновременно просматриваю последние мировые новости по инету, а когда на съезде с магистрали разом включилась вся домашняя система и в мозг стали поступать всевозможные картинки и отчеты, я совершенно спокойно их воспринял какой-то частью сознания и продолжал следить за дорогой.
В конторе пока только двое справляются с возросшим информационным потоком успешно, остальные столкнулись с трудностями, а у троих коммуникаторы вообще не работают. Мозгоскопия показала, что соединение с нервными волокнами в полном порядке, так что, похоже, мозг сам заблокировал работу коммуникаторов.
После работы я впервые за несколько лет изменил маршруту «дом – офис – дом», проехался по городу, переходя из одной зоны вай-фая в другую, перехватывая обрывки фильмов, эсэмэсок, фотографий, самой разной информации, в том числе и самой что ни есть интимной.
Проголодавшись, отыскал небольшое старое кафе, взял кофе и пирожные, одновременно просматривая местную локальную сеть, повернулся к залу.
Свободных столиков много, я направился к одному, а из глубины зала взметнулась женская рука, веселый голос прокричал щебечуще:
– Юджин, привет!
Я оглянулся, за дальним столиком Мария сияет ослепительной улыбкой кинозвезды, рядом расположился парень в белой рубашке и при галстуке. Я поколебался, но Мария привстала и с энтузиазмом машет обеими руками так, что грудь кокетливо и задорно распрыгалась, на нее с улыбками начали посматривать мужчины.
Я направился к их столику, парень бросил на меня короткий оценивающий взгляд.
– С ума сойти! – проворковала она. – Не думала, что заходишь в такие простые места. Присоединяйся!
Парень рядом с нею мерно двигает по кругу ложечкой в чашке с кофе, прилично одет, хорошо смотрится, хотя взгляд настороженный.
– Я точно не помешаю? – спросил я.
– Мы рады тебя видеть, – заверила Мария и обратилась к парню: – Альберт, ты тоже рад? Вот видишь, Юджин, он тоже рад! Садись, расскажи, где пропадаешь после работы. Юджин, это Альберт, Альберт, это Юджин.
Альберт слабо улыбнулся и кивнул, я тоже улыбнулся, Мария сияет и посматривает победно. Альберт в самом деле хорош: высок и с атлетической фигурой, умное породистое лицо.
Я опустился в кресло напротив, Мария
– Где пропадал?.. Опять в Боливии?.. Или на Тибете?
Я отмахнулся.
– Если бы, а то в Нью-Йорке. Жара, асфальт плавится, мухи на лету дохнут, а мы всякой фигней занимаемся…
Альберт покровительственно усмехнулся, он явно занимается не фигней, Мария с блестящими глазами переводила взгляд с одного на другого, щеки раскраснелись, а подправленные гелем губы стали еще толще и пунцовее.
– Хорошая фигня, когда с одного конца земного шара на другой конец прыгаешь! Всякий бы хотел такой фигней заниматься! Правда, Альберт?
Альберт скромно улыбнулся.
– Это тебе все бы бежать-бежать-бежать, а я люблю сидеть на месте. И работать.
У него это прозвучало, что если человек не сидит на одном месте, то работы от таких не жди. Мария тоже ощутила, оттопырила обиженно губу.
– Что делать, – вздохнула тихонько, – люблю перемены… И хотела бы везде побывать.
Я отхлебнул кофе, с досадой заметил, что забыл добавить сахар, Мария чарующе улыбалась обоим, щечки раскраснелись. Я разрывал пакетики и направлял белую шелестящую струю в черную жидкость, чувствуя, что Альберт наблюдает за мной спокойно и изучающе.
– Очень быстро надоело бы, – сказал я предостерегающе. – Вон бери пример с Альберта.
Она наморщила носик.
– Я люблю перемены! А он домосед, – фыркнула она. – Его даже на дискотеку не вытащить!
– Меня тоже, – ответил я, – потому что дискотека – дело добровольное. А вот работа… Я тоже предпочел бы сидеть на месте, как Альберт. Вы тоже менеджер, Альберт?
Он неспешно откинулся на спинку стула, красиво очерченные брови приподнялись, а губы презрительно изогнулись. Глаза изучали меня, как некое крупное насекомое. Не опасное, не противное, а просто безмозглое, как та бабочка, что крылышками бяк-бяк-бяк.
– Я специализируюсь на звездных проблемах.
Я кивнул.
– Астроном?
Он усмехнулся с покровительственным пренебрежением.
– Если говорить в самых общих чертах. Вообще-то я ни разу не смотрел в телескоп… и даже не видел самих телескопов. Помню, дедушка мне подарил театральный бинокль, я в него рассматривал девчонок в доме напротив…
Наверное, он думал обескуражить меня таким заявлением, но я только кивнул.
– Понятно, работаете со снимками. Вы непостоянные постоянные как-то рассматриваете?
В его глазах мелькнуло удивление.
– Нет, в данное время я больше проблемой тетранейронов занимаюсь.
– А, хотите разобраться с противоречием принципу исключения Паули?
– Да, – заговорил он осторожно, – это некоторым образом связано с проблемой горизонта Вселенной.
– И что, – полюбопытствовал я, – цифру в десять-тридцать секунд не удалось раздвинуть хотя бы до годика?
– Это мало что дало бы, – ответил он все так же настороженно.
– Но указало бы путь, – заметил я светским тоном.