Сингомэйкеры
Шрифт:
И на нас, мелькнуло в голове. Похоже, это как-то связано с тем, что загадочно сказал Макгрегор. Нам достаточно и полузатушенного пожара, если новый разгорится не скоро.
Улыбающаяся Эмма внесла заставленный шампанским огромный поднос, Глеб Модестович вытащил из шкафа бокалы. Усадили и Эмму, позвали по такому случаю даже красотку с первого этажа, но рассадили их с Эммой по разные стороны стола, чтобы рослая блондинка и дюймовочка не выглядели комично рядом.
Глеб Модестович рассказал, что они сделали за это время, я кивал и удивлялся,
Жуков восторгался моей идей раздеть женщин во имя здоровья мужчин, нас же беречь надо, рассказывал, как самые смелые даже в метро спускаются обнаженными, а в час пик там такая давка, такая давка… Сегодня говорю одной: женщина, уберите с моих плеч локти, она отвечает: это не локти, а груди. А-а-а, говорю, тогда оставьте.
Цибульский уличил:
– Что брешешь? Это когда ты в метро спускался? В раннем детстве при дедушке Ленине?
– При Ленине не было метро.
– Ух ты, помнишь… А на сиськи все еще смотришь!
Все посмеивались, на улицах все еще жадно смотрят на женщин, рискнувших выйти обнаженными, зато в офисах, где все «свои», это стало привычным, хотя до полной привычности никогда не дойдет: вид обнаженного женского тела всегда будет поднимать дух даже у самого заморенного работой мужчины.
Глеб Модестович, пока все наполняли бокалы для второго раза, щелкнул пультом, на стенном экране побежали первые статистические данные за период с момента введения моды ходить с обнаженной грудью. Цифры сильно разнятся, разброс велик, но бесспорно одно: производительность труда, как ни странно, повысилась. Честно говоря, я ожидал этого и надеялся, но на всякий случай говорил только о снижении накала социальных страстей, об отвлечении внимания от проблем незаконной иммиграции, о сокращении числа митингующих, словом, проявил несвойственное мне вообще-то благоразумие.
Жуков поднял бокал и предложил тост за мою великолепную идею раздеть женщин, нам на радость и всему человечеству на здоровье.
– И на радость, – добавил Цибульский. – Вкусы человечества тоже иногда совпадают с нашими.
– Но очень редко, – уточнил Орест Димыч.
– Тем выше успех Евгения, – сказал Жуков. – Он сумел сделать приятное нам и в то же время утихомирил быдло.
Я улыбался, кланялся, хотя несколько покоробило это «быдло», но будем считать, что Жуков не совсем удачно подобрал эпитет к понятию «простой народ», хотя Жуков вообще-то раньше в словах был очень точен. Впрочем, шампанское быстро бьет в голову.
Сомкнули бокалы, зазвенел хрусталь, пара капель сорвалась на стол, Глеб Модестович с возмущенным криком начал убирать бумаги и перебрасывать на подоконник.
Арнольд Арнольдович сказал тепло:
– Я сразу заметил этого юношу. Такие горы сворачивают с удивительной легкостью! И всего-то надо смотреть, чтобы не передавили… своих.
Глеб Модестович засмеялся:
– Да, когда азарт в крови, я тоже посматривал, чтобы Женя не шибко… Но прямо родился ювелиром. Нигде лишних жертв, всегда высший класс работы!
– Молодец, – сказал и Орест Димыч тепло. Он потянулся ко мне с бокалом. – За ваши успехи, Евгений!
– Спасибо, – отвечал я, – спасибо… спасибо…
Глеб Модестович повернулся к компу и, опустив пальцы на мышь, подвигал курсором. На стенном экране появилось большое помещение, явно офис. Множество работников в белых рубашках и при галстуках сидят за компьютерами. Некоторые в отгороженных кабинках, большинство же расположились в ряд за длинными, как лента эскалатора, столами. Женщины, естественно, обнаженные до пояса, а некоторые вообще в стрингах, это когда трусиков не видно вовсе, из-за чего пошла шуточка, что раньше, чтобы увидеть женскую попку, нужно было разорвать трусики, а теперь, чтобы увидеть трусики, нужно разорвать женскую задницу.
– Вот, смотрите, – сказал он.
Одна из женщин, что все чаще поглядывала на крупного мужчину, тот зевал и то и дело тер кулаками усталые глаза, поднялась и подошла к нему легкой игривой походкой. Я не услышал, что она сказала, он повернул голову и смотрел на нее непонимающе. Она подошла вплотную и наклонилась, оттопыренный сосок уперся ему в губы.
Цибульский потер ладони.
– И что бы вы сделали? – спросил он весело.
Я ответил настороженно:
– Боюсь, что в этих вопросах я не оригинален.
Мужчина захватил губами ее сосок, женщина откинула голову и засмеялась. Мы наблюдали некоторое время, Глеб Модестович сказал со странной интонацией:
– В некоторых ситуациях мы все неоригинальны.
– То есть, – уточнил я, – предсказуемы?
– Вот именно.
Мы продолжали наблюдать за ними, я почти чувствовал, как уставший организм клерка поспешно открывает кладовочки с дополнительным запасом сил, бледное лицо розовеет, кровь разогревается, расширяет сосуды и начинает носить больше кислорода в мозг и вообще в мышцы, он на глазах оживает, усталость куда и делась, но когда он попытался ухватить женщину за бедра и усадить на колени, она ловко увернулась, отодвинулась и, смеясь, погрозила пальцем.
Мужчина с сожалением наблюдал, как она ушла, нарочито двигая ягодицами из стороны в сторону с такой амплитудой, что едва не задевала сидящих по обе стороны прохода.
– Ну как? – спросил Глеб Модестович.
– Хорошо, – ответил я осторожно. – Закономерное… э-э… развитие.
– Та женщина, – заметил Глеб Модестович одобрительно, – просто молодец. Не так ли?
– Да, явно приподняла ему настроение, – согласился я.
Экран погас, Глеб Модестович повернулся к нам, глаза довольно блестели.
– А хорошее настроение, – сказал он, – это более высокие показатели труда. Что нам и надо. А то эксперты обещают замедление роста мировой экономики… Надеюсь, мы такими методами остановим всякое замедление.
Я решил, что шутит, но он смотрел серьезно, и я подумал внезапно, что, возможно, прав. Я недооцениваю не только себя, но и ничтожные вроде бы факторы, а они на самом деле более важные, чем открытие гигантских залежей нефти в Антарктиде. До тех залежей еще надо добраться, а вот голые сиськи уже сейчас вносят немалые изменения в быт, взаимоотношения, даже в работу.