Сингомэйкеры
Шрифт:
Глава 6
Сегодня, когда я докладывал о проделанной работе Макгрегору, в кабинет ворвался Штейн, лицо белое, сказал отрывисто:
– Только что в Центре Крионики повысилась температура!..
Макгрегор вскочил, отшвыривая стул, лицо напряглось, глаза загорелись бешеным огнем.
– Насколько серьезно?.. Докладывайте. А вы, Юджин, прошу вас, слетайте туда немедленно!
Я пулей вылетел из кресла.
– Бегу.
Макгрегор успел крикнуть:
– Гребаная страна, опять перебои с электричеством!
Я бегом выскочил
Насчет гребаной страны – это он со зла, на самом деле перебои с электричеством случаются во всех странах, не только здесь, в США, самое грандиозное было совсем недавно, когда восемь часов две трети страны жили без электричества, миллионы оказались заперты в подземках метро, в лифтах, на подъемниках…
К счастью, все окончилось благополучно, да и трудно там навредить: все системы продублированы, имеются собственные мощности. Однако реакция Макгрегора показательна. Почти у каждого из верхнего эшелона там родители, у кого-то жена… Да и для каждого уже припасена индивидуальная камера.
Я прошелся вдоль камер с крионированными, постращал бледного управляющего санкциями, он клялся, что произошел исключительнейший случай, что я и сам вижу, я кивнул милостиво и отбыл.
По дороге просмотрел новости, снова на передних полосах глупость видного ученого, прогнозирует, что через сто тысяч лет человек будет двухметрового роста и сможет жить сто пятьдесят лет.
В кабинете Макгрегора все еще Штейн, Вульф и Кольвиц, уже знают, что с крионикой норм, но на всякий случай там еще больше подзатянут гайки и усилят бдительность. Я с ходу рассказал про ученого идиота, простых вещей не понимает, все трое слушали с интересом, переглядывались, а Вульф не выдержал и хохотнул, но оборвал себя и сказал виновато:
– Простите, Юджин, продолжайте. Это очень интересно. Жаль, Гадеса сейчас нет, он бы тоже послушал с удовольствием.
Я спросил настороженно:
– Гадес при чем?
Все улыбались, а Штейн, из них самый мягкий и терпеливый, сказал почти ласково:
– Дорогой Юджин, Гадес отвечает за эту линию умонастроения общества. Ему было бы интересно, как воспринимает ее та часть, которая… не самая тупая. Ему пришлось бы в чем-то подкорректировать.
– В смысле?
– В смысле, – сказал Штейн уже в лоб, раз до меня не доходит, – чтобы и вы поверили. А то такие вот умники и разрушают тщательно сконструированную легенду! Призванную обеспечивать стабильность и спокойствие в обществе. Вся стабильность покоится на нескольких легендах, самая известная выражена в форме религий. А вы из тех разрушителей, что ввергают общество в волнения, революции и кровопролитие… К счастью, наша организация вас выловила вовремя. Теперь работаете не на разрушение, а на укрепление.
Они смотрели и улыбались, как всезнающие боги. Я спросил жалким голосом:
– А что… с этим прогнозом? Если вы знали, что он ложный… зачем его было запускать в общество?
Вульф и Штейн переглянулись и, потеряв интерес, ушли с разрешения Макгрегора. Кольвиц демонстративно зевнул и, достав наладонник, начал тыкать пальцем в сенсорный экран.
Макгрегор поморщился, в глазах укоризна, но не в мой адрес, как я понял с облегчением, сказал неожиданно терпеливо и мягко, но мне послышалась в его мягком голосе жалость:
– Юджин, один блестящий и популярный, хоть не очень умный поэт однажды написал поистине гениальные строки: «Если к правде святой мир дорогу найти не умеет, честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой!» Это не совсем то, но как отдаленная аналогия, гм… наверное, подходит. Пусть люди живут спокойно и думают, что все великие перемены где-то в далеком будущем. И не болезненными сдвигами и переломами в жизни, а медленно, постепенно и плавно. Если всем сказать, что уже лет через тридцать-сорок наступит сингулярность и начнется Великий Отсев, аналог Страшного суда… что начнется? А нам не нужны никакие подвижки в обществе. Нам нужно, чтобы уровень мировой экономики неуклонно рос. До наступления сингулярности.
Я пробормотал ошеломленно:
– Мы их дурим и… в этом?
– Для их же блага, – ответил Макгрегор хмуро. – Вы же не рискнули бы заявить, скажем, в Лондоне или Париже лет триста назад, что бога нет?.. Возмущенная таким богохульством толпа разорвала бы на месте, даже для костра бы не осталось. Главное же, пусть работают, а не устраивают митинги с требованиями, чтобы в сингулярность войти всем-всем. Это мы понимаем, что политкорректность была необходима на определенном этапе, но она себя уже сейчас почти изжила, скоро ее отбросим, как раньше отбросили феодальную систему отношений, кастовую, сословную и прочие-прочие, однако для общества пусть пока существует…
– Будем ломать постепенно?
Он мягко улыбнулся.
– Да вообще не будем ломать.
Он больше ничего не сказал, это я ломал весь день голову: если политкорректность устарела, то почему не будем ломать вообще?
Снова меня кольнула странность, что Макгрегор, мудрейший человек, так бездумно отмахивается от идей окончательного решения некоторых острых проблем, да и вообще от разных вариантов занять простой народ, так сказать, капитально. Я бы сказал, что это недооценка моих предложений, если бы это был не Макгрегор.
Макгрегор и раньше сразу все схватывал, понимал саму суть моих идей и когда отказывает, то совсем не потому, что считал идеи дурацкими или нежизненными, я это вижу. И все-таки отказывает иногда совершенно необъяснимо…
Странность, непонятная мне странность. И хорошо бы в ней разобраться до того, как все эти странности разберутся со мной.
Я уже убедился, что в нашем современном и раскрепощенном нашими усилиями мире возможно все. Любые взгляды, теории, движения. Желательно развивать их в сторону дальнейшего раскрепощения населения от сдерживающих нравственных норм, нам это на руку.