Сингомэйкеры
Шрифт:
– Поэтому, – уточнил Вульф, – на предстоящих выборах президента не стоит делать ставку на Миллигена. Слишком умен, образован… А то, что профессор, а не, скажем, актер или спортсмен, так вообще моветон…
– Президент вообще-то должен быть даже глуповат, – согласился Макгрегор. – Вот у нас в Штатах один глупее другого, а каждого следующего называют худшим президентом в истории Америки! Но здесь такая точная система сдержек и противовесов, что ни один президент просто не в состоянии наделать больших глупостей. В смысле для страны. А то,
– Ага, личные! – пробурчал Гадес.
Макгрегор взглянул на него строго.
– А что? Простому народу это даже нравится. Мол, такой же, как и они сами.
– Тогда он, может быть, прикидывается дураком?
– Может быть, все может… – согласился Макгрегор. – Но до чего докатились, а? Чтобы стать президентом, нужно доказать, что ты такой же дурак, как и большинство избирателей.
Я слушал, помалкивал. Мир усложняется стремительно. Раньше только клинические идиоты не понимали, что в нем происходит, потом – простые дураки, затем – недалекие, а сейчас и люди в самом деле умные, развитые, начитанные… путаются в самых, казалось бы, простых понятиях.
И все потому, что нельзя ухватить все. Чем больше становятся специалистами в своей области, тем меньше успевают понять общемировое, и тем легче ими манипулировать.
Вчера я запросил тридцать миллиардов долларов на разработку онлайновых игр. Из них двадцать – на темы Средневековья, так как в том простом мире любой человек, даже футбольный фанат, чувствует себя уверенно и может выбрать роль хоть повелителя королевства, хоть мудреца и мыслителя, хоть исследователя тайн природы или просто путешествовать, зная наперед, где что лежит.
А вот современность – такая мутная водица, которую надо замутить еще сильнее, чтобы ничьи случайные прозрения не помешали строительству нового мира.
Эти игры по моему негласному заказу ускоренно клепают по всему миру. Играйте, ребята, в онлайне, убивайте и режьте там, не выходите на демонстрации, митинги, протесты…
Макгрегор усмотрел в прогнозах усиление напряженности в молодежной среде, специалисты обещают повышение на треть процента.
Мы по его вызову явились моментально, знаем, когда срочно, а когда можно проволынить, Макгрегор оглядел всех строго и хлопнул ладонью по столу.
– Треть процента!.. Это много. Срочно принимайте меры.
Штейн спросил настороженно:
– В чей отдел?
– В общий, – ответил Магрегор, все посмотрели на меня, он тут же поправился: – В общий котел. Кто придумает решение первым, тому и пряник.
Штейн сказал с облегчением:
– Понятно, тогда это Юджину.
– Почему? – спросил Макгрегор.
– Он самый быстрый, – ответил Штейн. – На ходу подметки рвет.
Макгрегор поднял взгляд на меня.
– Беретесь?
– Почему я, – пробормотал я. – Это нечестно. Пусть все берутся. Вдруг у кого-то озарение, и он прямо сейчас выдаст стопроцентный результат!
Вульф сказал с некоторой злорадностью:
– Такую проблему лучше всего решить в сфере ослабления вожжей. Предпочтительно в морали. А в этой области блестяще зарекомендовал себя, по слухам, долетающим из далекой сибирской Москвы, некий гениальный сексуальный маньяк…
Я нахмурился, все-таки за мной закрепляется некая сомнительная репутация. Хотя все понимают, что блестящих результатов я добивался именно потому, что делал то, чего другие пугливо сторонились, как бы на них ничего не подумали, но все-таки подчеркивают, что они-де чистенькие…
Макгрегор кивнул, все понимает, даже умнейшие люди подвержены мелким страстишкам, похлопал ладонью по столу.
– Берутся за решение все. Повторяю, чье решение будет своевременным и удачным – получит пряник. Все! Идите, работайте.
Мы вывалились из кабинета небольшой, но плотной толпой, галдящей и слегка вздрюченной. Штейн крутил головой.
– Треть процента… треть процента… Не так уж и много…
– Так не треть процента, – уточнил Вульф, – а на треть процента. А сколько там уже есть?
– В смысле до взрыва?
– Да хотя бы до выхода первых ребят с бейсбольными битами на улицы.
Штейн буркнул:
– Надо смотреть. Я уж думал, что успеем все развернуть до…
Вульф кашлянул, мне почудилось, что он указал взглядом на меня. Штейн тут же поперхнулся, замялся, развел руками.
– М-да, – сказал он, – не успеваем. Вечно не успеваем! Только начнешь, как что-то новое влезает, вытесняет…
Я сделал вид, что ничего не заметил. Гадес посмотрел на него с укором, а мне сказал наигранно легко и весело:
– Юджин, ты хорошо придумал насчет инцеста. Жаль, нельзя повторить.
– Специалист, – сказал Вульф с похвалой. – Знаток!
– Да ладно тебе, – сказал Штейн. – Он просто знает, что нужно для простого народа.
– Быть ему президентом, – воскликнул Вульф. – Я обещаю голосовать только за Юджина!
Штейн сдвинул плечами.
– А что? Все верно, хорошие правители всегда уделяют много внимания простым людям. Но это не обязательно добродетель. Собаки, например, уделяют много внимания блохам. Так вот ты уделяй, уделяй, но… будь отстраненнее. Это непорядок, если собака вдруг почувствует себя блохой.
Он хлопнул меня по плечу и, хохотнув, ушел. Вроде бы подбодрил, но у меня остался нехороший осадок. Все верно, когда на такой высоте, то не до отдельных людей, мы оперируем многомиллионными массами. Хорошим полководцем считается тот, который бестрепетно пошлет на верную смерть десять тысяч человек, чтобы выиграть битву, заодно истребив сто тысяч солдат противника. Умом понимаю, но все-таки слишком глубоко во мне эта интеллигентская гнильца, что зудит о совести, о нравственности, о внимании к отдельным людям. Даже к этим, простым, которых я в глубине души презираю, но никогда не говорил такое вслух, не принято.