Синие берега
Шрифт:
Комбат прикусил губу, раздумывал.
– Ну, с левым флангом что? Третий взвод твой занимает оборону по обе стороны дороги, так? И охватывает мост справа и слева? А там, левее, сосед, ты знаешь.
– Он назвал полк и батальон. Полк этот все время на стыке с их полком.
– Вот как у тебя с левым флангом. А справа - загни фланг Вано у лощины, вот здесь, - постучал пальцем по карте.
– А севернее лощины оставляю минное поле. За минным полем, известно тебе, болото. В болото немец едва ли пойдет. За болотом лес - танки не ткнутся. Вот как с флангами. Займешь круговую оборону.
– Он пристально смотрел на
Андрей молчал. "Конечно, - раздумывал он, - минное поле - хорошо. Да минное поле и обойти можно. И болото не всегда преграда. А сосед слева, у переправы... Что ж, сосед тоже оставит такую же роту прикрытия... Ладно!"
А комбат, как бы не замечая паузы:
– Так вот, этот лес, черт его побери. После того как наша артиллерия поковыряла там, танки могли и уйти оттуда. Раз их засекли, машины, надо думать, противник не оставит на прежнем месте. А куда их отвели, если отвели? Откуда ждать их?
– У меня два танкоопасных направления, вы знаете, товарищ майор: дорога к переправе перед третьим взводом и открытые подходы перед первым взводом, у Рябова.
– Андрей лизнул губы и почувствовал, какие они сухие. Верно, на Вано танки не пойдут - плотный сосновый бор. Да глубокая лощина.
– Постой, - твердым жестом остановил его комбат.
– Лощина... лощина... Насчет танков ты правильно, сама природа создала тут эскарп. Находка для нас, да. Эскарп учтем. Но лощина и для противника находка, для пехоты. Ты ж воспользовался бы лощиной? Противник не дурак, всегда помни об этом. Если тебе пришло хитрое на ум, считай, что и ему пришло в голову такое же. А иначе, сам понимаешь... А тут и хитрого ничего. Так вот, ему бы пробиться в лощину. По лощине и - к берегу. И по берегу. И он у тебя в тылу. И - к переправе. Учти, задача Вано - закрыть вход в лощину.
– Вчера Вано отрыл окопы перед лощиной, товарищ майор. И в лощине у него огневая точка - ручной пулемет. Там у меня крепко.
Комбат кивнул: хорошо.
Он напоминал Андрею простые вещи не потому, что не был уверен в нем, самом молодом ротном в батальоне. Андрей, знал он, командир уже опытный, рассудительный, как-то сразу оказался на своем месте, словно всю жизнь был военным и командиром. Комбат вполне полагался на него. Чувство ответственности за людей, чья жизнь вверена его воле, тревога и боль за них ни на миг не оставляли комбата, и он старался все, что мог, предвидеть, подсказать.
– Что ж, прикидка это, не более, - повертел он сухощавыми пальцами. Точными разведданными о стоящем перед нами противнике мы не располагаем. Но знаем, что на этом участке резервов у него, как и у нас, нет. Вообще нет или не подтянуты. А численно превосходит нас. Ну, танки. Танки, выяснено, у него есть. Это чего-нибудь да стоит, конечно. Нам известно общее движение вражеской армии. Понимаешь, общее. А тебе выполнять определенную задачу на определенной местности и в течение определенного времени.
– Но ночная атака немцев дополнила наши разведданные, товарищ майор. Кое-что мы засекли, кое о чем имеем представление, - вставил Андрей.
– Не обольщайся. Огневые точки засек? Исходные позиции танков? Факт, действительный во время боя. Сейчас так, потом этак... Война - дело подвижное.
– Уравнение со всеми неизвестными, - грустно хмыкнул Андрей.
–
– А вот задача ясная: выстоять. Выстоять, пока не оторвемся. Проведи разведку перед собой. Пошли обстрелянных, сообразительных бойцов. Такая разведка может тебе во многом помочь. Так? Переправляться начнешь в два тридцать. Комбат почему-то посмотрел на часы.
– Может, противник промахнется и двинет на твои рубежи, когда тебя там уже не будет? Дай-то бог. А к этому времени наши войска успеют отойти на подготовленные позиции. К двум тридцати должны перебраться через переправу последние арьергардные подразделения из города. И - взрывай мост. Плоты и лодки расставь таким образом, чтоб бойцы могли быстро погрузиться и с меньшими потерями, в случае атаки противника, выбраться на тот берег. Бродов нет, здесь везде глубоко.
– Разрешите, товарищ майор?
– Да?
– А если пропустить танки на мост и взорвать его вместе с машинами? выжидательно посмотрел Андрей на комбата.
– Никакого лихачества!
– повысил голос комбат. Он сбился со своего спокойного тона, даже рассердился.
– Оригинальная мысль, видите ли! А выскочат танки на мост и не взорвешь почему-либо в ту же секунду, тогда что? Танки следом за нами, а? Учти, танки и близко не должны подойти к переправе.
– Слушаюсь, товарищ майор.
– Возьми маршрут.
– Комбат опять устремил глаза в карту.
– Отходи вот в этом направлении, - прочертил линию. Линия тянулась от голубой полоски реки через зеленое пятно леса с песочного цвета проредями полян, с синеватыми штрихами болот и обрывалась у коричневого кружка.
– Видишь? продолжал он.
– Все время вверх и правее. Запомни вот эту высотку, держал он карандаш на коричневом кружке.
– Высота сто восемьдесят три.
– Высота сто восемьдесят три. Понял, товарищ майор.
– Андрей вглядывался в эту точку на своей карте, представляя себе дорогу и подступы к ней. Он наклонил голову, подбородок уткнулся в грудь, он услышал кислый и сильный запах теплого пота, пропитавшего гимнастерку.
– Понял, повторил.
Комбат поймал себя на том, что не спускает с Андрея глаз.
И в них глубокая, невыраженная боль, видел Андрей, и почувствовал всю силу своей привязанности к комбату.
Комбат хрипло закашлялся, кровь прилила к лицу, и лицо потеряло на минуту мертвенный цвет. В складках лба собрался пот, скатывался и набегал на глаза. Стекла очков сверкнули, будто маленькие солнца. Он слепо прижмурился.
– Рота у тебя боевая.
– Хоть еще что сказать!
– Но у меня нет роты, товарищ майор, - вырвалось у Андрея.
– Какая ж рота...
– А все равно - рота. У меня тоже - все равно батальон.
Андрей уже свыкся с тем, что сказал комбат. Но произнес:
– Рота давно не получала пополнения. Вам это известно.
– И что? Просишь подкрепления?
– Так точно, товарищ майор. Люди выдохлись. Боюсь, что...
– Считай до сорока, - оборвал комбат Андрея, - считай до сорока и перестанешь бояться. И совет тебе или приказание, как хочешь: "боюсь" единственный глагол, который надо выбросить за ненадобностью на войне. Остальные глаголы, даже бранные, можешь оставить. Ты так привыкнешь обходиться без него, что и после войны его не вспомнишь.