Синие берега
Шрифт:
Андрей встал. По телу потекла набравшаяся под гимнастерку болотная вода. От гимнастерки исходил гнилостный дух, смешанный с запахом взрывчатки и дыма. Андрей пошевелил пальцами ног, в сапогах переливалась тепловатая жижа.
Он увидел, из камышей, выбеленных туманом, появился Семен, с двумя котелками с водой приближался он к Андрею.
– А!
– только и произнес Андрей, не то вспомнил о чем-то, глядя на Семена, не то обрадовался ему.
Семен двигался по болоту, почти скрывавшему голенища сапог.
У Семена жаркие, воспаленные глаза,
– Ты что, и не вздремнул?
– с виноватым видом смотрел Андрей на Семена.
– Понимаешь, - с неловкой поспешностью проговорил тот, - понимаешь, ты и сам-то спал недолго, - пробовал улыбнуться Семен.
– А, знаешь, выспался...
– И добро. Командир должен быть отдохнувшим, - уже открыто улыбался Семен.
– А мы с Валериком сменили Пилипенко, Вано и Сашу, держали охрану. В общем, жизнь идет!
Чахлый, побледневший, с синими кругами под глазами, Семен был весь в движении, будто не прошел вместе со всеми трудный и долгий путь.
– Послушай, лейтенант...
Это "лейтенант" сразу вывело Андрея из состояния неопределенности. Он почувствовал себя бодрее, и все в нем требовало немедленно что-то делать, что-то предпринимать.
– Да, Семен?
– Подымай народ и давай переходить вон туда, - кивнул в сторону, откуда шел.
– Там поляна. За камышами. Метров четыреста отсюда. Обсушимся и двинем дальше.
– Нам и двигаться в том направлении, - согласился Андрей.
– А где Валерик?
– Я, товарищ лейтенант.
Валерик выбирался из камышей. Он тоже нес котелок и держал за ремешок каску, полную, опрокинутую вниз дном, и ступал осторожно, чтоб не выплеснуть воду. На тонкой и длинной мальчишечьей шее круглая мальчишечья голова под пилоткой. Щеки бледные, бескровные, и на них четко проступили веснушки. "Еле живой, малец", - сочувственно подумал Андрей.
– Так давай, политрук. Иди с Валериком, устраивайте стоянку, а я растрясу ребят.
Семен и Валерик ушли в камыши. Андрей слышал, в такт их движению булькала под ногами густая вода. Он глазами обводил болото. Он видел бойцов, прикорнувших где попало. Выбившимся из сил солдатам в конце концов все равно где свалиться, лишь бы поспать, хоть немного. С запрокинутыми на моховые кочки головами, с которых наполовину сползли каски, с согнутыми в коленях ногами, ушедшими в зеленую воду, лежали бойцы, беспомощные, как мертвые.
Андрей пробирался от кочки к кочке. Вон Петрусь Бульба. Виднелись только голова и плечи его, все остальное покрыто тинистой жижей. Угодил же... Он уснул раньше, чем успел почувствовать под собой болото. Его охватило безразличие к тому, что с ним станется еще. Он лежал совершенно неподвижно, размякший, и посвистывал носом, и можно было подумать, это болото подает признаки жизни. И Андрею опять было трудно представить Петруся Бульбу с шестом на плоту, энергично гребущим.
– Петрусь!
–
– очнулся он от сна. Обеими руками ухватился за ствол пулемета. Но увидел Андрея, успокоился.
Под сапогами Андрея чавкала, оседая, рыхлая земля. Он подошел к Сянскому. Словно кто-то опрокинул его, тот лежал ничком, плечи дергались, и казалось, что и во сне не может он укрыться от страха.
– Подымайсь...
– Андрей опустил руку Сянскому на спину.
Локтем оттолкнул Сянский руку Андрея: он все еще спал, в мокрой, обжавшей грудь и спину гимнастерке, в прилепившихся к ногам штанах. Наконец разомкнул веки, и на Андрея взглянули недоуменные, сливовые глаза. Жесты показывали, что он испуган.
– Подымайсь... слышь?..
К моховой кочке примостилась голова отделенного Поздняева. Отделенный спал тяжелым и нездоровым сном. Ему ничего не снилось, это было видно по пустому вытянутому лицу, оно ничего не выражало. На груди, выступавшей из мутно-зеленой воды, лежала рука, собранная в кулак, и между большим и указательным пальцами чернела запекшаяся кровь. Он вмиг пробудился, должно быть, заслышал возле себя шаги.
Проснулся и Тишка-мокрые-штаны. Он стоял перед Андреем, не понимая, что последует дальше, в глазах смятение.
– Никитка...
– неуверенно позвал, и поперхнулся, ничего больше не произнес. Взгляд его как бы искал Никиту, не находил, и тупо остановился на Саше и Даниле, лежавших в нескольких шагах.
Данила опал на спине, ноги - вразброс, спал с широко раскрытыми глазами, как бы удивлялся: что ж это делается на белом свете? Плохое делается, мысленно ответил ему Андрей.
– Вставай, - тронул плечо Данилы.
– Вставай...
Перебарывая сон, Данила оторвал голову от земли и твердо поднялся.
– И ты, Саша, вставай, - склонился Андрей над Сашей.
Саша лежал, вытянув руки по швам, будто в строю. Он быстро вскочил на ноги.
– Есть вставать.
– И вскинул на плечо винтовку.
Подогнув ноги, втянув живот, из которого будто все выпотрошили, свернулся Шишарев. Что-то преследовало его во сне, и он переживал это: он заерзал, застонал, губы дернулись, и лицо искривилось.
– Что?.. А?.. Будем занимать оборону?..
– Даже глаз не открыл, он продолжал спать.
Что-то невнятное пробормотал в глубоком сне Рябов, спавший рядом. Лицо его безучастное, далекое от войны, от опасности, от всего, что окружало его сейчас, лицо, на котором и боль не могла б отразиться.
"Вот разбужу его, - подумал Андрей, - и рухнет мир, в котором он находится, и он вернется сюда, в болото, и все начнется снова, боль от раны прежде всего. Пусть еще несколько минут поспит". Постоял немного, потом коснулся Рябова, и тот открыл мутные от утомления глаза. Он немного приподнялся, но тело стало таким тяжелым, что снова повалился на кочки.
– Шишарев!
Вместе помогли Рябову встать.
Андрей увидел Вано. Тот, похоже, и бежал и кричал даже во сне. Он и в самом деле закричал: