Синие пески.
Шрифт:
– Но как? – Только и успеваю пискнуть, когда меня схватив за руку уволакивают в другой конец залы подальше от чужих глаз и ушей.
– Некогда, – отмахивается юноша. – Ты узнала?
– Мне рассказывали только древние сказки.
– Мне не интересны сказки девчонка. Меня интересует только дорога к их Каср Аль Нарибу.
Слова режут ухо вызывая легкую дрожь тревоги во всем теле. Воспоминание о залитом солнцем комнате и стоящих на балконе Арионе с Эйве быстро проносится в моей голове. То как он прижимается к ее ногам и его дыхание греет ее нежную кожу. Видение такое яркое,
– Я не знаю дороги.
– Но эти женщины знают, – отрезает Ансел. – И ты могла бы уже все узнать, а не только подносить чай.
– Так же как и ты мог узнать, как вернуть меня домой.
– Я в процессе. Напомню что это оказалось несколько сложнее, чем я мог планировать.
– Так и я не могу только и заниматься тем, чтобы слушать россказни старых женщин о минувших годах их молодости.
Тихий кашель привлекает наше внимание и обернувшись я вижу как над нами возвышается мужчина терпеливо скрестивший руки за спиной. Его лицо слегка тронуто щетиной. Меня поражают его глаза – синие с серой каемкой, внимательно изучающие нас. Дождавшись когда все внимание будет приковано к нему произносит:
– Все дары были вручены абле Нархэйзе Армадашура, больше здесь у нас нет дел. И если вы закончили, Ансел, то нам необходимо вернуться обратно во дворец.
– Ах, Ждан, – ноет маг. – Дай мне немного времени. Отвлеки их разговором или чем-нибудь еще. Мне нужно время. Совсем немного.
– Сожалею, мастер Ансел.
– Мастер? – Я удивленно смотрю на мужчину.
– Не отвлекайся и лучше пораскинь мозгами девочка. Я все еще жду ответа на свой вопрос.
– Мы уходим, – Ждан кивает мне и приглашающим жестом предлагает следовать Анселу за ним.
– Я приду вечером, – он хватает меня за плечо чтобы жаром дыхания обдать мое ухо. – Как вчера. Только не усни.
Они быстрым шагом равняются с другими. Ицхак недовольно скрещивает руки на груди и с жаром выговариет что-то Анселу. Маг на это только беспечно отмахивается.
– А’сур, – протяжно зовет меня настоятельница Нархэйзе. – Присядь.
Абла Наира недовольно хмурится слегка постукивая кончиками пальцев по стеклянной тарелочке.
– Твое поведение огорчает меня, а’сур. О чем вы говорили с этим юношей? – В ее тоне сквозит недовольство.
– Он интересовался древними преданиями.
– Хм, – задумчиво выдает женщина и затягивается трубкой.
С уходом гостей в залу снова возвращается жизнь. Послушницы тихо перешептываясь обсуждают последние новости, забирая грязную посуду на маленький поднос. Они хихикая, шуршат длинными тканями по мраморному полу. Абла Наира провожает их задумчивым взглядом.
– Не каждому мужчине стоит подчиняться, а’сур, – наконец туманно произносит она.
– Ах, ходжам Наира, опять занимаешься поучением нашей маленькой а’сур? – Скрипит над моим ухом старуха. – Полно, джаным, еще будет время. Сейчас придут следующие послы и вам надобно набраться терпения. А ты, моя маленькая а’сур, поднимайся и не мешайся тут.
– Девочка должна придерживаться наших правил, абла Сайхэ, – глаза настоятельницы храма
– Джаным, вы слишком строги к нашей… – старуха не успевает договорить, как ее тут же перебивает абла Наира.
– В стенах этого храма я настоятельница, ваше время прошло. И в силу ваших прошлых заслуг я прощаю вам маленькие вольности. Но пусть они будут под уздой и не причинят нашим гостям неудобств. – Женщина машет рукой, как бы прогоняя нас и показывая что разговор окончен.
Снова затягивается трубкой, задумчиво стуча себя костяным мундштуком по губам. За моей спиной маячат уже новые гости, ради которых она меняется в лице расплываясь в улыбке, готовая снова сладко петь им свои песни.
Старуха в нетерпение треплет меня за плечо заставляя встать с подушечек раскиданных по мраморному полу. Я их быстро поправляю и коротко поклонившись удаляюсь слушая как за спиной стучит об пол палка старухи. И та нагнав меня в начале коридора, ведущего в жилые комнаты, хватает за руку.
– Ты, моя милая, очень сильно огорчила нашу аблу Наиру, – зло дышит на меня пожилая женщина. – Пойдем со мной. Сейчас же, полно. Твои гулянья по базару подождут и Феттан найдет себе, для этого развлечения, другую спутницу.
Меня, словно нашкодившего ребенка, тащат за руку. Хватка у старухи сильная что я даже немного пугаюсь что на руке может остаться синяк. Она тащит меня длинными коридорами размахивая палкой, как дирижер оркестру, выстукивая по мраморному полу только ей ведомый ритм.
Комната аблы Сайхэ угловая и самая дальняя в коридоре. Она оказывается очень просторной, с открытыми настежь витражными окнами, на которых слабый ветерок подергивает тонкие ажурные красные занавески. На полу лежит ковер, сотканный вручную из шелка, и на нем раскиданы подушечки с вышитыми золотыми нитями узорами.
Старуха с кряхтением заходит в комнату подталкивая меня в спину вперед и громко захлопывает за мной дверь. Кажется что пути назад нет. Она отставляет к стене свою трость и скидывает с опухших ног тонкие тапочки, чтобы не сдержав стона удовольствия медленно пройти к резному столику из вишневого дерева. Шуршит утварью и извлекает из множества безделушек шкатулку. Держит ее в руках, как самую великую драгоценность этого мира. Движется в середину комнаты и садится подминая ноги на шелковый ковер. Шкатулку ставит себе на колени. Приветливо хлопает рядом с собой, приглашая сесть.
Я аккуратно опускаюсь недалеко от нее на расстоянии которого требует местный этикет и поправляю зардевшуюся рубаху под одобрительный взгляд аблы Сайхэ. Но ее теплый взгляд сменяется на недовольную гримасу, где она нахмурившись поджимает свои испещренные морщинами губы. Она недовольно сдвигает брови к переносице, чем тут же вызывает у меня ассоциацию с моей матерью когда та оказывалась чем-то недовольной в моем поведении.
Неприятное зудящее ощущение возникает в области груди, заставляет руки мелко подрагивать от нахлынувшей тревоги в предчувствии чего-то нехорошего. Старуха сверлит меня долгим испытывающим взглядом и тяжело выдохнув начинает: