Синие пески.
Шрифт:
– Основной долг женщины быть смиренной, – недовольно сверкает на меня своими блеклыми глазами как бы ожидая реакции.
– Я не понимаю…
– Да куда тебе, – вспыхивает абла Сайхэ, подпрыгнув от злости на месте. – Лишь бы по углам шушукаться с мальчишками. Что смотришь на меня? Думаешь никто не видит? А у нас тут сотни глаз и все они знают, как он ходит под твои окна сладко рассказывая свои желания.
Я чувствую как лицо обдает жаром.
– Он приходит чтобы узнать о ваших древних сказаниях, – наконец выдавливаю я под тяжелый взгляд
Та прищурившись слегка поддается вперед обдавая меня смрадом старости и затхлости, и только усилием воли я не отшатываюсь от нее.
– Этих сказаний полна библиотека нашего падишаха, чтоб ему было неладно.
Она сплевывает через плечо как будто хочет отогнать от себя злую порчу. Устало вздыхает и продолжает:
– Милая маленькая а’сур, никто, никогда не приходит под окна Эслафон просто так. И чует мое сердце, что темнишь ты.
– Он хочет узнать об Каср Аль Нариб.
– О замке синих песков? – Удивляется женщина. – Сдались ему наши старые сказки.
– Он обещал мне, что узнав про них сможет помочь вернуться мне домой.
– Домой значит, – она с кряхтеньем поднимается на ноги отставляя шкатулку в сторону и отходит к окну скрестив на груди руки.
Она молчит долго, внимательно изучая то что происходит по ту сторону улицы и потом причмокнув выдает:
– Ты уже дома, а’сур. И пора бы уже смириться с тем, что стены этого храма и его населяющие послушницы твоя семья. А в нашей семье нужно придерживаться негласного свода правил.
– Но я не такая как вы, – мой голос звучит громче чем нужно, отчего старуха непроизвольно морщится.
– Глупая девчонка, – устало вздыхает абла Сайхэ. – Тебя уже приняли в нашу семью, а ты все бегаешь как собачонка за мальчишкой думая что он решит все твои проблемы. Учись принимать чужое радушие как фундамент для нового своего счастья. Отпусти прошлое, казым, и строй свое настоящее. Тем более что тебе здесь рады.
Долго и изучающе смотрит на улицу в которой спешат по своим делам емонии и с радостным визгом носятся дети. Насмотревшись с грохотом закрывает окна и задергивает занавески.
– А Каср Аль Нариб, – она замолкает и с кряхтеньем садится обратно напротив меня чтобы продолжить уже усталым от прожитых лет голосом – Это очень мутная история, а’сур. Где за любовь отплатили предательством. И погрузили мир в непроглядную тьму. Очень немногие тогда выбрались сохранив свой рассудок. И те немногие начали отстраивать свою жизнь заново. То что отстроили, ты можешь видеть каждый день из окна своей спальни.
– Эйве разрушила привычный вам мир? – Я хватаюсь как за соломинку о рассказе о Каср Аль Нариб, отгоняя от себя последние слова, которые она сказала. Пока я не готова принимать что новая реальность, мой новый дом.
Возможно позже она обсудит мое поведение с аблой Наирой, чтобы вынести мне наказание.
– Нет, милая моя, – ухмыляется женщина. – Она сделала нас такими подарив вторую жизнь. И об этом не принято говорить и старые записи были уничтожены как доказательство
– Слабости?
– Ни один правитель не сознается в своей слабости, к красивым глазам, и тому, что поддавшись искушению, позволил изменить себя. Но это долгая история, уже местами позабытая в деталях.
Абла Сайхэ берет в руки шкатулку, вертит ее в руках проводя большими пальцами по вырезанным узорам на боках. Ее лицо трогает теплая улыбка, от которой тревога, растущая в моей груди, немного успокаивается.
– Арион хотел процветания своему народу. Безопасное место. А она, возможно, была без памяти влюблена. И обладая такой могущественной силой поддалась на уговоры.
В голове тут же возник мой сегодняшний сон. Утопающая в солнечном свете огромная зала и две фигуры стоящие привалившись о вычурные перила балкончика. Я затаив дыхание внимательно слушаю то что рассказывает мне абла Сайхэ, боясь упустить каждое ее слово. Даже невольно приближаюсь к ней не обращая внимание на смрад давно не мытого тела, смешанного с благовониями.
Старуха видит мое любопытство и ухмыляется. Она как будто специально не продолжает свой рассказ, внимательно всматривается в мое лицо, пока руки сами заводят механизм резной шкатулки. Комнату наполнил приятный звук мелодии.
– Это, – она трясет перед моим носом деревянной шкатулкой, с тонкими вырезанными символами, покрытыми лаком – эхо минувших дней, отголосок истории которую я тебе поведаю, а’сур.
Я удивленно распахиваю глаза и готова взвыть от негодования, что эта пожилая женщина решила сменить тему добившись моего пристального внимания.
– Когда-то, во время уже почти забытые, которые стерлись из памяти таких древних старух как я, один молодой человек сделал для тоскующего сердца возлюбленной такую диковинку. Чтобы та могла долгими вечерами предавшись шитью слушать музыку своей далекой страны.
Мы сидим слушая грустную мелодию. В моей голове ворох мыслей, подобный стае галдящих птиц, взмывает под высокие ноты, чтобы тут же водопадом на меня обрушиться. Мне хочется спрашивать о Каср Аль Нариб, но я понимаю что старуха использовала волнующую меня тему как подводку, для того чтобы приковать мое внимание к своим словам. Возможно она сейчас ждет что я буду сыпать вопросами про резную шкатулку, и абла Сайхэ снова расскажет мне удивительную историю ее создателя. Но я предпочитаю просто молчать наслаждаясь мелодией.
Бывшая настоятельница храма нервно подергивает толстой ногой. Щурит блеклые глаза и тяжело вздыхает нетерпимая к ожиданию и поняв, что эта игра в молчанку может длиться вечно произносит то, что я не совсем ожидаю от нее услышать:
– Что ж, а’сур, мы слышим во снах голоса наших предков рассказывающих нам свои истории. И в каждом своем сне мы видим то зерно истины, что скрывалось для летописцев, принесших нам рукописи давно минувших дней. Только мы знаем подлинную историю. И поверь, каждый твой сон приближает тебя в поисках истины.