Синие шинели (сборник)
Шрифт:
Чтобы дать ответы на эти вопросы, капитан решил выяснить личность Далиева и его связи.
Каждый шаг Далиева теперь уже подробно изучался работниками милиции. В «бобровское дело» подшивались все новые и новые данные, добытые кропотливым трудом.
Прокопьева вызвали с докладом.
— 29 апреля, — начал капитан, — в 5 часов утра Далиев на машине подъехал к своему дому, через десять минут вынес узел, который уложил под сиденье машины. В Комсомольском поселке вошел в дом номер 23, постучал во вторую дверь справа…
— Кто там проживает?
— Установили:
— Приметы?
— Выше среднего роста, скуластый, стрижен под машинку. Перед отъездом Далиев отсчитал несколько кредиток. Вышедший вместе с ним из дому Семенов чем-то возмутился. Далиев отсчитал еще.
— Встреча зафотографирована?
— Да.
— Хорошо. Чем занимался после этого Семенов?
— А через два часа Семенов с чемоданом был на вокзале, купил билет до Жолкудука. В Жолкудуке подходил к водителям автомашин, просил подбросить дальше, до станции Калкаман. Почему он не взял билет сразу до Калкамана, выяснить не удалось. Выехал на машине ЗИЛ ШЮ-63-17. В кузове было пятеро. В Калкамане Семенов долго кружил по улицам. Потом с чемоданом зашел в третий дом от поворота шоссе. Момент зафотографирован. Проживает там Харченко. От него вышел без чемодана.
— Что за человек Харченко?
— Есть сведения, что Харченко на днях продал два отреза драпа.
— Немедленно и одновременно сделайте обыск в квартирах Семенова и Харченко.
— Есть!
Ночь. Косой дождь больно хлещет в лицо, холодные капли скатываются за воротник плаща.
Хромовые ботинки сотрудника уголовного розыска Шафикова насквозь промокли. До боли мерзнут поясница и коленки, а пальцы ног он уже давно перестал чувствовать. Но сменить место на другое нельзя: отсюда отличный обзор для наблюдения.
Идет третий час… «Теперь скоро», — вздыхает облегченно Шафиков, посматривая на дверь квартиры.
Через час из-за угла кирпичного дома выкатился «газик» и три раза мигнул фарами — условный знак. Шафиков вышел из-за укрытия. Окинув продрогшую фигуру оперуполномоченного, Прокопьев сочувственно проговорил:
— Выдержал?
— Дело привычное.
— Что нового? — осведомился Прокопьев.
— Без изменений. После двадцати двух Семенов не выходил.
— Значит, не подозревает. Как с понятыми?
— Договорился. Из двадцать первого дома.
— Приглашай.
Дверь открыла жена Семенова. Из спальни, чертыхаясь, вышел Семенов.
— Что за воронье слетелось? — прошипел он.
— Гражданин Семенов, вот ордер на обыск.
— Нема делов, начальники. Пустые хлопоты.
— Посмотрим.
Семенов, захлебываясь папиросным дымом, выдавил:
— Щенки! Сопляки! Сявки! Да я таких, как вы запросто…
Он сорвался со стула, сделал быстрое движение снизу вверх, как бы нанося удар финкой, и вдруг отскочил. На лице Прокопьева не дрогнул ни один мускул. Только его плечи чуть подались вперед.
— А-а, гады! — рычал Семенов, тяжело дыша. — Ха-ха-ха! — вдруг истерически рассмеялся он. — Милости прошу. Вижу птицу по полету. Ценю. Эй, ты! — метнул он взгляд на кухню, где плакала жена. — Поднеси моим «спасителям» по стаканчику коньяку за упокой моей души.
— Кончайте, Семенов!
Обыск начался с лежанки, застланной пуховыми подушками. Под ними лежали ковры. Насчитали пять. Понятые помогли Шафикову отнести их в комнату.
— Прошу ключ от сундука.
— Потерян, — не подымая головы, бросил Семенов.
— Взломать! — распорядился Прокопьев.
— Эй, ты, сексотка, отдай ключи, — со злобой швырнул слова Семенов. Жена передала связку ключей.
Открыли массивную крышку доверху наполненного разными товарами сундука. Шафиков едва успевал вносить в протокол наименования вещей. Две «москвички», семь пар женской модельной обуви, пять отрезов шерсти, вельвет, драп…
Из спальни перешли в просторную комнату. Прокопьев долго смотрел на разостланный под ногами ковер.
— Вписывай и этот, — распорядился он. Когда убрали ковер, Прокопьев присел на корточки.
Подошел Шафиков.
— Щель свежая.
Семенов заерзал на стуле.
— Хозяйка, принесите топор, — сказал Шафиков и попросил понятого пройти вместе с нею.
С большими усилиями вскрыли половицу. Затхлый запах сырости ударил в нос.
— Давай, Федя, — кивнул головой Прокопьев. Шафиков посветил фонариком в темную пасть подпола и спустился.
— Принимайте! — вскоре донеслось из-под пола. Мешок, второй, картонная коробка. Осмотрели. В одном мешке — вельвет, в другом — рулон шерсти. В коробке — карманные часы.
— Где ружье, Семенов?
Семенов скривил рот:
— Какое ружье?
— Охотничье. Из которого стреляли в Бобровском совхозе. Чье оно? Ваше или Далиева? А может быть, Харченко?
Вопрос не на шутку встревожил Семенова. Он вдруг размяк, втянул стриженую голову в плечи, задумался. За перегородкой на кухне все громче плакала жена.
— Ружье на вешалке под плащом.
Потом добавил: — Заряжено картечью.
Харченко, задержанный в Калкамане, признался первым. На очной ставке с Семеновым, в момент, когда оперуполномоченный отвлекся, Харченко с диким воплем сорвался с места и сильным ударом сапога в один миг сбил Семенова на пол.
— Ты, подлюга, посадил меня! — захлебываясь, ревел он. — Ты ограбил Кызыл-Каганский магазин. Ты!
К «бобровскому делу» вскоре прибавилось еще три объемистых тома по другим кражам.
Харченко рассказал все подробности ограбления. Но скрыл фамилию третьего соучастника, шофера…
Обыск на квартире Далиева ничего пока не давал. Изъятое трехствольное охотничье ружье, как утверждал Далиев, принадлежит не ему, он принял его на хранение в конце апреля, то есть после ограбления магазина, от брата, отбывающего наказание.