Синигами, обрученный со смертью
Шрифт:
— С ним войны никто не хочет! Сам Змей, кусающий себя за хвост, против его смерти на арене. — Прогремел ревом с шипением по всем трибунам крик одной из змеедев. — Жрица, за это тебе придется ответить, если моя дочь сейчас умрет!
— Седьмой боевой день окончен! — Провозгласил голос жрицы, в котором слышался страх.
И под моим изумленным взглядом седьмой боевой день закончился, тогда, как мог перейти в мясорубку на трибунах. А на меня смотрела испуганная Горга, что зажимала рану на своем животе. Ее боевая подруга и вовсе отскочила от Хиары на другой конец арены.
— Я — Шари. — Прошелестел голос на всеобщем языке. — Не хочу продолжать заранее проигранный бой, мы его закончим потом, но не как враги, и не здесь.
Ни я, ни Хиара не нападали на них, у нас не было цели убивать всех, кого
И когда я уходил с Хиарой в свою пещеру, кажется, начал догадываться, что можно не проходить все тринадцать боевых дней на этой проклятой арене, но это я проверю только через сутки, которые давались для отдыха воинов на арене. Горга, воительница со змеиным телом не могла выжить, я шел под её саблю с четким пониманием, что лишусь руки, но в обмен заберу её жизнь. Но колун подвел меня по непонятным причинам, его ставшее бритвенной остроты лезвие не зашло по рукоятку в брюхо этой змееподобной, а остановилось, лишь пробив плотную чешую. Она поняла, что смерть рядом и, отскочив от меня, потребовала от Верховной Жрицы окончания поединка, когда её подруга уже была близка к тому, чтобы прикончить Хиару. Как призналась моя боевая подруга, та Горга была очень сильна, да и мой противник, если бы ожидал, что я готов пожертвовать конечностью, не подпустил бы меня к себе, порубив издалека на мелкие куски.
— Нам просто повезло. — Произнесла Хиара несмело, улыбнувшись, помогая мне идти в пещеру, так как боль из-за отрубленной кисти, что вновь срослась, сводила меня с ума, и полностью затуманила мне разум.
Но не это было главным, каждый боевой день были те, кто могли требовать руки Хиары, но сегодня их не было. И причину об этом странном изменении могли знать лишь наши соседки и мне, кажется, что следующий день станет нашим последним на арене. Каждый боевой день против нас выступали около десятка мужчин из расы дроу. На четвёртый, пятый и шестой боевой день последней схваткой становилась дуэль Хиары и одного из них. Каждый пытался прикончить или хотя бы ранить мою подругу. Но Хиара использовала свое право на поединок по полной. Ни один из дроу не мог сравниться с ней по воинскому или магическому искусству. Ни один из них даже не удостоил её уважительного поклона, лишь шутки, плевки либо оскорбления, и Хиара на жестокость и оскорбление отвечала смертельным ударом, как магией, так и своей саблей.
Но сегодня не было дроу, а это противоречит соглашению. Право проверить будущего мужа Хиары поединком, было нарушено. Значит, нас попытались прикончить с помощью Шари. но не получилось. Теперь я уверен, за нарушенный договор должны ответить супружеская пара, и плевать, что они боги. Этот мир жесток, но и у него есть свои правила и если я правильно понял кричащую на трибунах мать Шари, скоро настанет последняя моя схватка на арене.
Но пока о своих догадках я не стал рассказывать Хиаре, так как я боялся, что она не сможет уснуть. А ведь она себя последнее время сильно урезала во сне, постоянно обучая меня, и экспериментируя со свитком давно ушедшего из жизни обрученного со смертью. Мы готовились к своему последнему боевому дню, тринадцатому, на котором по догадкам Хиары мы должны на равных встретиться с Живуром и его супругой. Но не в их божественном виде, они предстанут перед нами в виде аватаров. И этот день, если мои догадки верны, наступит слишком рано, и Хиара перед ним не сомкнет глаз, а этого не стоит допускать.
И всё же моя жизнь начала казаться мне сплошным сражением, кровью и болью. Зашивая очередную рану, я неспешно читал письмо, написанное на белоснежной ткани, которое дарило мне надежду, что мой разум не воспринимает происходящее сейчас нормой. Нехитрое письмо вызывало на моем лице через боль от раны, улыбку, и дергали
Уже шестое письмо я вчера получил на традиционном выборе той, что проведёт со мной ночь. Ни одна из дроу не была против моего выбора, но она не имела права пройти на арену. Сура писала мне, не упоминая о крови или ином насилии, стараясь привнести в мою жизнь хоть немного света. Она не восторгалась моими схватками, а писала о своей жизни. Например, рассказывала, что была сегодня у статуи Матери Дроу, и молилась ей о том, чтобы это все побыстрее закончилось. Также она писала, что научилась готовить, и поразит меня яблочным пирогом. Это в первом письме она мне рассказывала как легенды, прошедшие полную арену больше пяти боевых дней изменяются навсегда. И теперь маленькая Сура боялась, что я больше никогда не стану тем Алем, которого она знала раньше. Что и не удивительно, она теперь всегда стояла у поручня трибуны, разделяющей арену, практически касаясь магического щита. С глазами полными слез смотрела на меня, забирающего жизнь за жизнью, постоянно в крови. Практически каждый день я уходил с арены с помощью Хиары, что меня поддерживала. И этот день не был исключением, бок ранен, рука только срослась, одаривая болью, от которой у меня мутнело в глазах.
Но всё же маленькая дроу добилась своего, перечитывая уже раз в пятый это нехитрое девичье письмо, я улыбался. И даже мечтал попробовать яблочный пирог, гадая, откуда в подземелье могут быть яблоки. И в это время стежком за стежком я зашивал рану, неглубокую, но очень неприятную, а дрожащая рука с еле видимой линией шрама на кисти неуверенно тыкала мне иглу в бок, постоянно норовя продырявить меня не в том месте.
— Аль, ты как? — Спросила Хиара, подойдя ко мне со спины, и опустив на мои оголённые плечи свои руки и начиная аккуратно массировать их.
— Зашиваю бок, каменный голем задел меня, но ничего серьезного, на мне все заживает как на собаке. — Грубо ответил я своему партнеру, который обо мне заботится уже больше чем о себе. — Ты бы сходила на горячие источники, отдохнула, а то твой брат прибьет меня за новую морщинку на лице своей любимой сестренки. А со мной все хорошо.
— Я беспокоюсь не о твоем теле. — Дыхание Хиары обожгло мое ухо. — Твой разум уже не выдерживает, ты не готов к этой мясорубке.
— Не беспокойся обо мне, Хиара, я выдерживал и не такое. — Поморщился я от правдивых слов подруги.
— Тебе неделю назад исполнилось четырнадцать, ты иногда об этом забываешь. — С моих плеч исчезли руки, а я повернулся к Хиаре и посмотрел в глаза ей. — Я поражаюсь твоей стойкости, но ты слишком молод, и замкнут в себе.
— Возраст для Синигами не имеет значения. — Тихо проговорил я девушке, на лице которой уже неделю не сходят синяки под глазами, не смотря на то, что она не приближается к противникам, отдав мне эту функцию. — Хиара, отдохни, не беспокойся за мой разум, он выдержит.
— Я на это очень надеюсь. — Тихо проговорила Хиара, идя к нашей постели, на которой мы спали вдвоем. — Хари и Альке готовятся к бою, больше они к нам в гости не зайдут.
— Я знаю. — Сухо ответил я с болью в сердце.
Хиара упала на кровать, и как мне показалось, практически сразу мирно засопела, я даже не успел дошить свой бок. Принцесса империи Харсе была не просто воином, которого с детства учили убивать, но она была и довольно молодой девушкой, которой тяжело давались смертельные схватки. Так как я с ней сблизился, и когда на третий боевой день она ударила светом по созданиям тьмы из глубин Драудоровской пещеры, она побоялась меня задеть, и за это чуть не поплатилась жизнью. Я впервые тогда на неё накричал! Она — сестра императора и не должна ценить чужие жизни, из-за её мягкосердечности мы чуть не погибли. На что принцесса с темными кругами под глазами ответила — она не ценит тех, кто не входит в её семью. Но даже император нуждается в друзьях, и она видит во мне друга. Это были честные слова, и когда мы уснули на рядом стоящих кроватях, Хиара меня впервые обняла, и так мы проспали всю ночь. Два разных, таких не похожих человека из разных миров, которые были готовы отдать жизнь друг за друга. И только тогда, засыпая в объятиях принцессы пустынной империи, я понял, почему на неё накричал. Я был зол из-за того, что она могла пострадать.