Синий бар
Шрифт:
Это было настоящее приключение – после стольких лет снова отправиться в танцевальный бар. Те, что все еще работали после запрета, пришли в упадок, а женщины, выступавшие в них, были жалкими дешевками. Подумать только, сегодня вечером он сидел в новом роскошном баре, любуясь девушками и прячась в темноте.
Он усмехнулся и вдохнул соленый воздух. Горизонта не было видно, но вдалеке мерцали несколько звезд и светились огоньки двух сонных лодок, стоявших на якоре в море. С палуб этих лодок Мумбаи, должно быть, и сейчас выглядит прекрасно: яркое изогнутое ожерелье освещенных зданий, поднимающихся
На дороге у залива завизжала машина. Какой-то дурак решил устроить гонку в четыре часа утра, как будто автомобиль не мог уйти в занос, врезаться в дамбу или дорожный отбойник и оборвать ничтожные жизни пассажиров. Одним махом.
Он обещал Билалу не заходить слишком далеко, но случившееся было знаком. Как бы упорно Унна ни отказывался, он заставит его организовать одно частное представление. Ее тело обрело пышные формы, она больше не была юной девушкой. Когда она танцевала, даже самые неуловимые движения выглядели как приглашение, как и ее улыбка, и эти глаза, которые время от времени что-то искали в темноте. Словно Номерок ожила и вернула свой прежний облик.
До ее отеля было меньше двадцати минут езды. Он проследил за их группой. Выяснить, в каком номере она живет, не составит труда. Эта мысль заставила его опомниться.
Сам он не мог поговорить с толстым малаялийцем, и на то были веские причины.
В Дубае слишком рано. Он позвонит через несколько часов. Деньги, сумма которых в несколько раз превышает ту, что он предлагал до сих пор, – вот решение. Люди Унны требовали много. Но она стоила этого. Другие женщины меркли в ее сиянии.
Он прошел в свой кабинет, залез в ящик стола и стал перебирать безделушки, которые клал туда ранее. Он хранил их в бархатных мешочках, эти маленькие кусочки. Каждый из них был частью чьего-то лица, хранил запах, служил отголоском прошлого. Где же те синие драгоценности, сапфиры Номерка? Когда-нибудь он поместит туда и ее бриллианты. Номерок носила драгоценные камни, дразняще переливающиеся на свету, на мочках ушей. Но они погасли.
Он играл с сапфирами и на других женщинах, но изготовил их именно для той, которая сверкала столь же ярко, как Номерок. Он позвонил в колокольчик, чтобы разбудить своего Пятницу. Если Билал потерял их, ему придется за это заплатить.
Глава 33
Арнав
За последние четырнадцать лет Арнав сотни раз представлял себе встречу с Тарой. И ни разу ни в одном из этих сценариев она не выглядела такой спокойной, как сейчас.
Она сидела на своем обычном месте в углу его продавленного дивана, как будто и не уходила. А он стоял рядом, беспокойный и взвинченный. Она не смотрела на него, вместо этого изучая гостиную.
– Хочешь чаю? – предложил Арнав на хинди. Chai chalega? Буквально: «Чай подойдет?»
Почему он так любезен с ней? Он отвез Нандини домой, но не смог заставить себя вернуться в участок. Вместо этого он оказался возле нового «Синего бара», проследил за машиной, которая подвезла ее к отелю, и вот теперь она у него дома, а на часах больше трех утра.
Когда она впервые вышла на сцену с дерзкой улыбкой, он едва не
Он хотел отвезти ее в участок, задать несколько вопросов, но в машине она молчала и таким образом сразу взяла над ним верх. Правило номер один при допросе: заставь подозреваемого вспотеть еще до того, как он произнесет хоть слово. А тут вспотел он. И все из-за этой девушки.
Только Тара уже не была девушкой. Она сказала, что ей девятнадцать, когда они познакомились. За период отсутствия она повзрослела. Теперь Тара носила другую одежду, не сальвар-камиз. То, как непринужденно она чувствовала себя в джинсах и футболке, говорило о том, что она часто их надевает. Ее бедра стали больше, как и все остальные части тела. Несмотря на усталость, в той Таре, которую он помнил, всегда сохранялась какая-то борзость, чувство ожидания чего-то и беспокойство. Эта Тара знала свое место в мире и смирилась с ним. Она огляделась по сторонам, бросив взгляд на ветхие занавески и выцветшие картины, которые его мать развесила несколько десятилетий назад, но промолчала.
– Я задал тебе вопрос, – напомнил он.
– Ты похищаешь меня, – сказала она, оторвавшись от осмотра гостиной, – а потом предлагаешь мне чай?
– Я не помню, чтобы заставлял тебя садиться в машину.
– Так я могу уехать?
– После того как ответишь на мои вопросы, – пояснил он.
– Почему ты не переехал? – Она заправила волосы за ухо жестом, который он так хорошо помнил.
– Я принесу чай. – Арнав поспешил на кухню.
Когда он вернулся, Тара перебирала медали, которые он засунул в старый угловой шкаф. Они валялись там в куче, собирая пыль. Когда он подошел, она держала салфетку и протирала медаль, бережно держа ее за растрепавшуюся ленточку.
– Ты все еще любишь убираться, – констатировал Арнав. Он вдруг понял, что никогда не приводил сюда Нандини. В его сознании этот дом оставался владением Тары. Он никогда ничего не менял в ветхом бунгало. Не из-за лени, а потому, что это казалось ему актом оскорбления светлой памяти о прошлом. Он понимал, каким убогим и пустым должно казаться ей это место.
– У тебя немало наград. – Тара продолжала заниматься своим делом, не поворачиваясь к нему.
– В полиции только и делают, что дают тебе медали, чтобы ты заткнулся. – Арнав поставил чашки на стол. Печенья не было. Почему он беспокоился о печенье, когда она бросила его и сбежала?
– Садись сюда.
Она взяла медаль с собой, по пути к дивану прихватив салфетку.
Когда он протянул ей чашку с чаем, ее пальцы слегка дрожали. Значит, она играла на публику, притворяясь невозмутимой. Странно, ведь он знал ее меньше двух лет. А казалось, что гораздо дольше.
Он сел рядом с ней и обратил внимание на ее ноги, поджатые пальцы. Он вспомнил, как по утрам в воскресенье, находясь в постели, он растирал ее холодные ноги после того, как она приходила к нему домой, измученная многочасовыми танцами в субботу вечером.