Синий цвет надежды
Шрифт:
Слуга отошел, да и нам пора собираться. Да, ничего не скажешь, быстро новости разносятся по городу! Ох, кажется, рановато мы почувствовали себя в безопасности, все еще далеко не кончено.
Первым делом нам надо было посмотреть на «Белого дельфина», то есть на то судно, капитан которого обещал доставить нас домой, благо идти до корабля было не очень далеко. Может, нам уже сейчас разрешат зайти на него? Пожалуй, для нас так будет лучше и спокойней.
Среди толпы, которой всегда хватало возле причалов, мы, особо не торопясь, прошлись прогулочным шагом какое-то расстояние, потом повернули назад. Кажется, все спокойно, только возле «Белого дельфина» скучал какой-то стражник. Возможно, этот человек скоро уйдет, но вполне может
– Все в порядке?.. – спросила я наших спутников, надеясь на положительный ответ.
– Если бы... – пробурчал Винсент. – Смотрите: три судна уже готовы уйти, но сделать это им не дают – похоже, стража самым тщательным образом обыскивает корабли. Слышите, какая ругань раздается на палубе? Не исключаю, что там нашли беспошлинные товары... У трапа каждого из этих судов стоит по стражу порядка... Возможно, ищут не нас, но, тем не менее, соваться на «Белого дельфина» нам сейчас не стоит.
После таких слов я почувствовала, что вот-вот зарыдаю. Кажется, рушатся все мои надежды на возвращение домой. Неужели нам снова не повезло, и придется вновь смотреть на то, как корабль отходит от причала, но, увы, без нас...
– Что ж нам так не везет?.. – Дорен озвучил то, о чем сейчас думал каждый из нас. – Значит, опять все впустую?
– Разумеется, мы можем выждать какое-то время, затаиться в какой-нибудь дешевой каморке, и, если повезет, отправиться в нашу страну на том корабле, который собирается уйти отсюда через четыре дня... – мрачно уронил Винсент. – Беда в том, что в нашем нынешнем положении эти четыре дня, боюсь, продержаться мы не сможем, тем более что здешняя стража, как нам и говорил слуга в гостинице, свое дело знает неплохо. Нам пока что везет – потрепанная крестьянская одежа в какой-то мере спасает нас, и стражники особо не всматриваются в бедных селян, но долго это продолжаться не может.
– Так что же делать?.. – выдохнула я, стараясь удержать слезы.
– Пока не знаю, но можно попробовать пойти по самому простому пути... – Винсент посмотрел на Ярли. – Нам бы надо купить чернила и бумагу. Сможешь?
– Да.
Должна сказать, что в здешних местах чернила и бумага считаются дорогим товаром для знати и чиновников, а потому продаются не в каждой лавчонке. Понятно, что если крестьянка будет приобретать столь дорогой товар, то это поневоле привлечет ненужное внимание, и позже продавцы будут рассказывать о том, что какая-то бедно одетая селянка из дальней деревни вздумала покупать то, до чего ей не должно быть никакого дела. Что ни говори, а в этой стране для подавляющего большинства живущих здесь людей все письма, просьбы, сообщения и прочие послания – все это (разумеется, не бесплатно) по просьбе того или иного человека составляли писцы, сидящие в особых местах на площадях или возле храмов. Впрочем, в моей родной стране грамоту знали тоже далеко не все.
– А зачем тебе все это надо?.. – не понял Дорен. – Ты вроде никогда не любил заниматься писаниной, и сейчас не время для нежных посланий.
– Не задавай глупых вопросов... – отмахнулся Винсент. – Лучше иди с Ярли, а не то ей одной не продадут ни пузырька с чернилами, ни листа бумаги. Совсем другое дело, если рядом с ней будет мужчина.
– Так это я завсегда, пожалуйста!.. – Дорен старался бодриться. – Никогда не прочь прогуляться с красивой девушкой, пусть даже всего лишь до магазинчика!
Лавку, в которой торговали писчими принадлежностями, мы отыскали через четверть часа, и Ярли с Дореном зашли в этот небольшой магазинчик. Стоя неподалеку от входа, мы с Винсентом слушали, как Ярли долго и нудно объясняет приказчику: они, де, с мужем приехали в город из своей деревни к больной тете, у которой со здоровьем в последнее время стало совсем плохо, боимся, как бы ни померла. Сами понимаете, какое это будет горе для семьи!.. А еще перед их отъездом староста деревни велел привезти ему из города бумагу, писчие перья и чернила – дескать, это ему нужно для разных важных дел, потому как их староста умеет читать и писать, ведь он ученый человек! Вот мы и просим вас, уважаемый, продать нам то, что велел купить староста, потому как мы люди простые, и можем приобрести совсем не то, а ведь этот товар денег стоит, которые нам так тяжело достаются...
Сама покупка не заняла много времени, потому что приказчик и сам хотел как можно быстрее выставить из лавочки деревенских раззяв. Его можно понять: мало того, что прибыли особой от них нет, так еще и эта покупательница (то есть Ярли), узнав, что ей придется заплатить за покупку небольшую серебряную монету, только что за сердце не схватилась от ужаса – мол, почему так дорого?! Хорошо еще, что торговаться не стала! Одним словом – деревенские жители, здешних цен не знают, что с них взять...
– Ярли, ты умница!.. – у меня даже на сердце стало легче, когда мы все отошли от лавчонки.
– Госпожа, вы слишком добры!.. – девушка чуть покраснела от похвалы.
– Все, помалкиваем, идем в гостиницу, и внимательно смотрим по сторонам!.. – скомандовал Винсент. – Не хватало еще натолкнуться на человека с цепким взглядом, а такие тут наверняка имеются...
Когда же мы оказались в своем номере, то первым делом Винсент обратился ко мне:
– Лиз, ты хорошо пишешь?
– Думаю, да.
Еще бы я не умела! Если учесть то количество учителей, которые в доме тетушки ежедневно занимались с нами по многу часов подряд, то было бы удивительно, если б я не освоила письменность, причем на нескольких языках.
– Тогда ты сейчас напишешь письмо под мою диктовку.
– А почему бы тебе самому...
– Нет, что ты!.. – замахал руками Винсент, не дослушав меня. – С горечью должен признать, что почерк у меня скверный.
– Что, все настолько плохо?
– Увы, да. Эстетического удовольствия от моей писанины никто не получит. Стыдно в том признаться, но если бы ты видела мой почерк, то у тебя враз отпали бы все вопросы – те неровные строчки, которые я вывожу на бумаге, разобрать, конечно, можно, но для этого надо приложить немало усилий. На Дорена тоже можешь не смотреть – у него почерк еще хуже, чем у меня, хотя подобное почти невозможно, но, как говорят умные люди – нет предела совершенству.
– Вот-вот... – усмехнулся Дорен. – Самому стыдно глядеть на собственные каракули – недаром мать сказала, что я пишу примерно так же, как курица лапой...
– Все ясно... – со вздохом сказала я, усаживаясь за стол. – Диктуй...
Письмо предназначалось для капитана «Белого дельфина». Если коротко, то в нем было сказано следующее: господин капитан, к вам обращается тот человек, который вчера просил вас отвезти его с друзьями на родину, и даже в счет этого оставил небольшой аванс. За короткое время, прошедшее с того времени, обстоятельства несколько изменились. Дело в том, что сейчас по всему городу идут обыски, и мы не исключаем, что ищут именно нас, хотя в действительности все обстоит не совсем так, как утверждает здешняя стража. Должны сказать, что мы всего лишь стремимся вернуться домой из плена, и потому просим вас о помощи. Конечно, господин капитан, вы имеете полное право отказаться, если не желаете брать на себя излишний риск, и если не считаете возможным подвергать свой экипаж ненужной опасности. Мы поймем ваш отказ, и более не станем вас беспокоить, но если вы все же решите оказать нам содействие, то для короткого разговора можно встретиться, и обсудить подробности, в том числе и то вознаграждение, которое вы посчитаете должным запросить за помощь и немалый риск. Понимаем, что у вас осталось совсем немного времени до принятия решения – через несколько часов «Белый дельфин» собирается отойти от причала, так что мы примем любой ваш выбор. Если же вы решитесь нам ответить, то ждем вас или в «Летящем альбатросе», или в любом другом месте по вашему выбору.