Синий мир (Сказка о любви, ХХIII век)
Шрифт:
– К сожалению, это всего лишь теоретические расчеты,- не столько сказал, обращаясь к Ивану, сколько просто подумал вслух Снегин.
– Не только расчеты,- возразил Лобов.
Снегин перевел на него взгляд.
– Верно. Но практика сохраняла не самые корабли, а лишь их обломки.
– Эти обломки и позволили обосновать эффект сёрфинга!
– Обломки,- вздохнул Снегин.
– Обломки возникали потому, что удержаться на гребне гравитационной волны трудно,- Лобов был сдержанно-терпелив в своей аргументации, и эта спокойная уверенность убеждала лучше всяких эмоций.
– Во-первых, надо не растеряться в момент первого контакта с гравитационной волной, когда эффект сёрфинга возникает сам собой. Во-вторых, надо большое искусство, чтобы удержаться на гребне гравитационной волны и глиссировать по ее все время падающему фронту. Для этого нужно быть пилотом высокого класса.
– Ты бы удержался?
– А я удержался. Группа специалистов под руководством самого Ли Чена моделировала на тренажной аппаратуре гравитационные удары разной мощности от самых слабых до предельно сильных. А я ловил контакт и пытался серфингировать. В благоприятных ходовых условиях, когда волна падала под углами от тридцати до шестидесяти градусов с любого борта,- неизменно удачно. Проще всего оказалось серфингировать на гравитационных волнах средней мощности, не особенно сильных и не особенно слабых. А ведь именно такая волна и обрушилась на "Денеболу" и ее шлюп!
– Ты бы удержался,- в раздумье повторил Снегин.- А Сладки, он бы удержался?
– Мир Сладки - лоцман.
– Ну и что?
– Он неважный командир и руководитель, - нехотя пояснил Иван, не любивший давать характеристики товарищам по профессии.
– Но пилот он милостью божьей! Поэтому и стал лоцманом. Убежден, возникни в момент гравитоудара эффект сёрфинга, Сладки инстинктивно держал бы его штурвалом до конца.
– Знать бы, до какого конца, - пробормотал Всеволод.
Лобов, следивший за его реакцией, сцепил пальцы рук и сказал, не скрыв огорчения:
– Надеялся, что ты меня поддержишь.
Снегин непонимающе взглянул на него.
– Конечно поддержу,- он провел рукой по лицу, его синие глаза стали еще синее, четко очерченные губы тронула улыбка, - конечно, все задуманное тобой - авантюра с шансами на успех один из тысячи. Но это святая авантюра, черт побери! Авантюра во имя дружбы, любви и верности, что может быть прекраснее? Да честно говоря, я бы, наверное, разочаровался в тебе, старый товарищ, если бы тебя не осенила какая-нибудь сумасшедшая идея вроде сёрфинга! Я тебя поддержу руками, ногами и зубами, если это потребуется. Но для поддержки мне нужны не мечты, а реальности, понимаешь? Поэтому ты должен ответить на все мои вопросы и говорить мне правду, всю правду и ничего кроме правды!
– Спрашивай.
– Итак, ты надеешься, что Лена жива и собираешься отправиться на ее поиски?
– Не только ее. Мира Сладки тоже.
– Это само собой разумеется. Хотя думаю, если бы на борту шлюпа был один Сладки, ты бы вряд ли затеял эту операцию,- рассеянно заметил Снегин.Но если Лена и Мир живы, почему они до сих пор не вышли на связь?
– Потому что гравитационная волна забросила шлюп слишком далеко. не хватает дальности его бортовой связи.
– Но жизненные запасы на шлюпе ограничены!
– Верно,- согласился Лобов.- По норме месячный срок. Но я рассчитываю на то, что шлюп выбросило к Уикте - одинокой звезде. Среди ее тринадцати планет есть одна, которая как и сама звезда-солнце, называется Уиктой, с кислородной атмосферой и жизнью земного типа. Если Лена и Мир живы, а я верю в это, их надо искать на Уикте!
XI
Звездный путь развития, путь галактической экспансии земной цивилизации - трудный, опасный, но вместе с тем и самый перспективный, самый увлекательный путь человечества в будущее. Планет, пригодных для естественного обитания человека, чрезвычайно мало даже в галактических масштабах. В поисках таких планет звездное население Галактики приходилось буквально просеивать на весах комплексного анализа. Полушутливо-полусерьезно характеризуя радости и горести открытий планет земного типа, Всеволод Снегин как-то процитировал начало известной басни: "Навозну кучу разрывая, петух нашел жемчужное зерно". Далеко не всякая планета земного типа оказывалась пригодной для естественного обитания человека. Для инозвездной колонизации была нужна не просто планета земного типа. Нужна была вторая Земля! Ее родная, в крайнем случае, двоюродная сестра. Таких планет в двадцать третьем веке были открыты считанные единицы. И каждое такое открытие становилось эпохальным событием, исторически сравнимым разве что с открытием Америки в средневековые времена.
Одной из таких редчайших планетарных жемчужин, найденных в многомиллиардной куче "пустого" с позиций земного освоения звездного населения, была Уикта. Она оказалась планетой уникальной не только в силу своего близкого сходства с Землей, но по своему расположению в космосе и характеру открытия ее человечеством.
Звезда Уикта расположена в свободном космосе на удалении почти в тридцать тысяч световых лет от внешнего края Галактики - спиральной ветви Персея, и вдвое дальше, на шестьдесят тысяч световых лет, от Солнца. Когда Уиктой стали называть не только звезду, но вторую по счету земноподобную планету, обращающуюся вокруг нее, то сама звезда по особенности своего расположения в космосе получила и второе имя - Одинокая Звезда.
Солнечная система, вместе с прародиной человечества - Землею, располагается между двумя главными спиральными ветвями Галактики: между еще туго закрученной здесь ветвью Стрельца и уже развернутой ветвью Персея, в рукаве Ориона. Еще в двадцать втором веке было высказано предположение, что рукав Ориона остался именно рукавом,- зачатком спиральной структуры, потому что здесь проходит крупный подпространственный канал, через который из Галактики произошел выброс вещества, рассеявшегося в межгалактическом пространстве. В двадцать третьем веке в полутысяче световых лет от Солнца был обнаружен вход в этот гигантский по обычным масштабам канал, который сохранил название рукава Ориона. Для его обследования и космографирования был направлен гиперсветовой рейдер "Антарес". Ради увеличения запасов энергии и жизнеобеспечения, экипаж "Антареса" был сокращен до одной рабочей пятерки. Командиром рейдера и всей экспедиции был назначен самый опытный и заслуженный гиперсветовик того времени - Андрей Дзю.
На расчетной гиперсветовой скорости, иначе проникнуть в подпространство невозможно, "Антарес" благополучно вошел в "подвалы" звездного рукава Ориона. Резко спрямляя обычное пространство и постепенно расширяясь от нескольких световых часов до нескольких световых дней, рукав Ориона вывел "Антарес" за пределы Галактики - в еще не обследованное человечеством межгалактическое пространство.
По хорошо сформированному подпространственному каналу можно смело идти на любой скорости: гиперсветовой корабль движется по нему, точно луч света в волноводе, автоматически, в безинерционном режиме обходя попадающиеся включения обычного пространства - острова по терминологии лоцманов-гиперсветовиков. Три года на крейсерской гиперсветовой скорости шел "Антарес" по гигантскому в своей протяженности рукаву Ориона, ведя компьютерную космографическую съемку и выставляя лонг-линию для связи с Землей. По ходу обследования рукава Ориона были один за другим побиты рекорды дальности и длительности непрерывного полета на гиперсвете. ."Антарес", ведомый Андреем Дзю, уносился все дальше от Солнца в неизведанные глубины большой Вселенной, подобно тому, как "Тринидад" Фернандо Магеллана восемью столетиями ранее уходил в неизведанные дали Тихого океана. Имя Магеллана напрашивается тут потому, что между первым кругосветным путешествием под парусами и первым загалактическим полетом землян на гиперсветовом рейдере сложились некоторые аналогии.
На экспедицию Магеллана в Тихом океане обрушилась эпидемия цинги, загадочной в те времена болезни, которую легко можно было принять за грозную кару божью.
И на экспедицию "Антареса" обрушилась неизвестная болезнь с симптомами болезни Паркинсона. У космонавтов обозначился тремор пальцев, а затем и кистей рук, началось нарушение координации движений. У четырех человек, в том числе у бортового врача Раджива Индры, эти симптомы постепенно подходили к рубежу, опасному для профессиональных занятий, у двух других, включая и командира рейдера Андрея Дзю, они были выражены заметно слабее. Несмотря на все усилия, Индра так и не смог сказать о причинах этой новой астральной болезни ничего определенного. После продолжительных дебатов и голосования, экспедиция по рукаву Ориона была продолжена на компромиссных началах. Индра предположил, что неизвестный фактор, вызвавший заболевание экипажа "Антареса", представляет собой некое слабое излучение, не регистрируемое штатной бортаппаратурой. Поэтому он предложил облачиться в скафандры, продолжить полет, понаблюдать, во что выльется эта защитная мера, а потом уже и принимать окончательное решение о продолжении или прекращении экспедиции. К общей радости простейшая защита, предложенная бортврачом, оказалась на удивление действенной: уже после первой недели пребывания в скафандрах у заболевших появились признаки выздоровления, а через месяц-полтора, в зависимости от тяжести поражения, болезнь окончательно покинула корабль. Конечно, все время жить и работать в скафандрах невозможно. Но методом проб и ошибок, экспериментируя прежде всего на себе самом, Индра установил благоприятный режим корабельного бытия: два часа в сутки можно было безбоязненно проводить без скафандра. И космонавты с максимальной пользой и удовольствием научились использовать это "свободное" время.