Синий мир (Сказка о любви, ХХIII век)
Шрифт:
Повернувшись, Иван увидел, что, не изменив своей позы, лишь подавшись несколько вперед, словно с усилием подняв тяжелые верхние веки и сощурив нижние, отчего глаза и приобрели характерную, как бы треугольную форму, Андрей Дзю разглядывает его с интересом, но без особого любопытства. Переход от сна к бодрствованию у старика был поистине мгновенным! Иван по ходу жизни своей не раз разглядывал скульптурные и голографические изображения Андрея Дзю. И странное дело, в разные времена его жизни облик знаменитого космонавта производил на него разные, порою вовсе не похожие друг на друга впечатления. Внутренняя сущность Дзю, вовсе не случайно прозванного
– Здравствуйте, Андрей Андреевич, - поздоровался Иван так, как наставлял его Кирсипуу.
– Здравствуй, сынок,- выжидательно ответил Дзю и после паузы движением головы показал на табуретку справа от него.- Садись.
Он подождал, пока Лобов не устроился, не спуская с него острых черных глаз.
– Ты по делу или просто навестить пришел?
– По делу.
Старик качнул головой.
– Скажи пожалуйста! Молодежь и старики приходят меня навестить, а вот такие, как ты, все по делу. Почему бы так?
– Наверное, дел у нас побольше.
Старик улыбнулся, и лицо его пошло морщинами: лучиками во внешних уголках глаз, складками возле рта,- подобрело. Но самые глаза, черные, блестящие, по-прежнему смотрели испытующе, без улыбки.
– Космонавт?
– Космонавт.
– Небось, командир тяжелого рейдера?
Теперь улыбнулся Иван.
– Нет.
– Скажи пожалуйста! А ведь всем - и статью, и годами - на командира тяжелого рейдера тянешь. Из штаба значит? У Всеволода Снегина работаешь?
– Нет. Я патруль.
– Что так? Патрульная служба - дело молодое. Патруль должен по своей воле в самое пекло лезть. Тут задор нужен! Когда начал?
– В двадцать один год стал командиром.
– Вон как! Не рано?
– Не знаю.
– А теперь кто?
– И теперь командир.
Дзю долго разглядывал Ивана - лицо, фигуру, заглянул в самые глаза.
– Да ты не Иван ли Лобов? Командир "Торнадо"?
– Он.
Старик нахмурился, прикрыв угольки глаз тяжелыми монгольскими веками.
– А я ломаюсь, откуда он мне знаком?
– открыв глаза, он сердито спросил: - Почему сразу не сказал?
– К слову не пришлось.
– Нехорошо,- Дзю был обижен и не скрывал этого.
– Коли я старик, так ты меня и за коллегу по делу уже не считаешь?
– Не то, Андрей Андреевич,- возразил Иван.
– Если бы я навестить вас пришел, другой разговор. А я по делу! Неловко прятаться за имя.
– А чего просто навестить не пришел? Ни разу не пришел!
– Неловко, - Иван помолчал и улыбнулся старику.- А вы не приглашали!
– Верно, не приглашал,- в глазах Андрея отразилось некое беспокойство, и он прикрыл их, словно скрывая его.
– Собирался я тебя пригласить. Много раз собирался! Ты - командир "Торнадо", я - командир "Антареса". Мы же свои люди! Есть о чем поговорить, а?
Он остро взглянул на Ивана, теперь в его глазах вместе с беспокойством читалась и некая беспомощность.
– Много раз собирался, а почему не пригласил - не знаю,- в черных глазах Дзю обозначилась лукавинка.- Тебе неловко приходить без приглашения, а может, мне неловко приглашать? Может я ждал, что ты сам ко мне придешь? Как командир к командиру?
Лобов молчал. Он не умел говорить в таких ситуациях - любые слова казались ему мелкими, э что хуже всего, неловкими , глупыми.
– Молчун,- одобрил Дзю,- говорили мне про тебя - не верил! А ты и правда молчун. Я вот был не такой, поговорить я любил. Не в деле, конечно, когда там разговаривать? А до дела, чтобы получше с ним справиться. И после, когда все позади и можно вздохнуть,- тоже любил поговорить. Не переживай, Иван Лобов, командир "Торнадо"! Может я и ждал, что ты сам придешь ко мне, но не пригласил-то я тебя не по неловкости. Это бы ладно! А я забывал, понимаешь?
В глазах Андрея Дзю снова появилась беспомощность.
– Надумаю, твердо надумаю - приглашу Ивана Лобова. И забуду! А может и не совсем забуду, но лень беспокоиться. Да и встречаться уже не больно охота с человеком, которого я дотоле никогда не видел. Кто его знает, каков он, этот человек, если даже командир "Торнадо"? В общем, забыл - не забыл, а дело стоит. Старость, сынок!
Дзю вздохнул, беспокойство в его глазах исчезло, уступив место лукавому любопытству.
– Ты думал о старости, Иван Лобов?
– Думал.
– И что ты о ней думал?
Иван улыбнулся.
– Думал, что вряд ли я до нее доживу.
Андрей Дзю засмеялся, показывая крепкие, хотя и пожелтевшие зубы. Смеялся Дзю приятно, мягко, не хехекал и не дребезжал, как это нередко бывает у стариков.
– Я тоже так думал, сынок. Осторожно, конечно, думал, ненароком подумаю - и стоп! Говорю себе, нельзя так думать, а то ведь и правда не доживешь до старости. И вот, дожил!
– улыбка сползла с лица старого космонавта, он передернул сухими плечиками.
– Дожил, и сам не знаю - рад этому или нет.
В беседке повисло молчание, нарушаемое приглушенным зелеными стенами стрекотом кузнечиков и пением птиц. В нем не было ничего тягостного, каждый из собеседников думал о своем - покой слов, течение мыслей. Пауза бытия, во время которой время текло само собой и ощутить его почти невозможно. Прежде говорили - тихий ангел пролетел.
Иван еще и еще раз взвешивал про себя, в какой мере можно будет доверять информации Андрея Дзю, если он захочет в конце концов ею поделиться. Лобов обсуждал эту животрепещущую для себя проблему не только с Яном Кирсипуу. Прежде чем посетить психолога, он советовался с Климом и Алексеем, побывал в Совете космонавтов и в штабе дальнего космофлота. Результаты этих усилий были неутешительны. Единодушия не было даже в экипаже "Торнадо". Клим Ждан потенциально доверял Андрею Дзю, потому что верил в силу своей интуиции, которая, правду сказать, подводила его не столь уж часто. Кронин, как и всегда, был осторожен. Он, в общем-то, разделял официальную точку зрения службы безопасности космофлота, которая считала, что полагаться на информацию старого космонавта без проверки ее по другим каналам было бы не совсем разумно, а может быть и рискованно. Помимо забывчивости и провалов памяти по прошлому, настораживали личностные перемены в облике Андрея Дзю, которые не могли не броситься в глаза и Лобову. Как, например, объяснить, что такой высокообразованный человек, каким был Дзю, вдруг заговорил на языке подчеркнутого просторечья - с характерными словечками и оборотами староуральского диалекта?