Синий мопс счастья
Шрифт:
Гликерия Петровна замолчала, хитро прищурилась и с торжеством заявила:
– Но потом ему таки пришлось признать, что «Арлекино» работает! Просто я прижала его к стенке. И теперь знаю всю правду про вас, хотите, скажу, чем занимаетесь?
– Ну и чем? – спросила я.
– Ставите спектакли в домах богатых людей, – стала загибать пальцы Гликерия, – работаете для тех, кто может заплатить. Сережа сначала стеснялся такого рода деятельности, скрывал это от меня. Знаете, музыканты, служащие таперами, тоже неохотно рассказывают, где получают зарплату. Но я считаю, что любой труд почетен. Да, сейчас такое ужасное время, когда искусство вынуждено приседать перед кошельком,
Я попыталась было вставить словечко, но Гликерия замахала руками.
– Молчите, молчите. Сережа тщательно скрывает от меня подробности, но я разузнала кой-чего и теперь хочу принять участие в ваших делах. Давайте вместе, а? Он приедет, а все уже готово!
– Ну ладно, – «сдалась» я, – вижу, вы великолепная актриса.
– Да.
– Талантливая.
– Да, да!
– Полная сил.
– Да, да!!!
– Чудесно перевоплощающаяся!
– Да, да!!!!!
– Теперь скажите, в каком представлении вы хотите принять участие?
– Ну в последнем.
– А именно?
Гликерия поправила смоляные кудри парика.
– Ох, вижу: вы все еще сомневаетесь! Ну хорошо. На данном этапе вы готовите день рождения одной дамы, это сюрприз, она, естественно, не в курсе, родные праздник заказывали. Там будет все, цыганка, гадание… Ах, Ниночка, ну согласитесь, Сережа – гениальный режиссер. Представляете, к вам на улице подходит таборная в день рождения и гадает, обещает любовь, деньги, а сама с вас плату не берет. Дескать, так напророчила, увидела счастливицу и не удержалась. Для полноты картины у цыганки младенец настоящий… Ах, вот здорово. Я бы могла ее сыграть, да! Намного лучше этой Леоны.
– А что, Леона тоже с нами работает? – окончательно запуталась я.
– Вы же с ней поссорились, – хохотнула Гликерия, – теперь понимаете, что скрыть от меня ничего невозможно, абсолютно! Но имя «Леона» звучит в кабинете Сережи, да, слышу порой: «Леоне такого не проделать», «Леоне только цыган играть».
– Остается лишь удивляться, каким образом вы все узнали! – восхитилась я.
Гликерия по-детски засюсюкала:
– Вы же меня, Ниночка, не выдадите?
– Нет, конечно.
– Вот, смотрите. – Жестом фокусницы бабуся достала из ящика стеклянную банку и, приставив ее к стене, сказала: – Если сюда приложить ухо, то слышно, о чем Сережа в кабинете говорит, под дверью-то неудобно, он ее иногда открывает, я пару раз еле-еле отскочить успела. Но, правда, не все речи хорошо разобрать можно. Спасибо, господь одарил меня способностью логически мыслить и сопоставлять факты, отсюда и моя информированность.
– Потрясающе! – ответила я и вытащила конверт. – Теперь скажите, чье это фото?
Гликерия издала звук, похожий на кудахтанье.
– Так той счастливицы!
– Кого? – изумилась я.
Престарелая актриса закивала головой:
– Да, бывают еще семьи, где любят женщин. Конечно, все от мужчины идет. Муж Фонарины решил сделать ей подарок, удивительный день рождения, целое представление, сначала Фонарина попадет в целый ряд неприятностей, конечно, ненастоящих, разыгранных, ну а потом, когда ей покажется, что все ужасно, появится торт, подарок, ах, чудесный праздник. Кстати, я могу в любой момент влиться в представление. Ну, пожалуйста, возьми меня.
Я с огромным трудом попыталась собраться
– Сначала Фонарину напугают страшной болезнью, – болтала, не замечая моего состояния, актриса.
Я пришла в негодование. Ну и ну! Однако у некоторых людей оригинальное чувство юмора. Постойте-ка, а откуда устроители шоу узнали, что бедная Лампа пойдет сначала в аптеку, потом к Лыкову, затем будет обследоваться по методу Вернера? Решения-то принимала я сама, спонтанно. И потом, Ада, бедная, чуть не погибшая мопсиха, она тоже играла роль? Кстати, меня зовут не Фонарина, а Евлампия, сокращенно Лампа… Фонарина – фонарь – Лампа… Вот оно что!
– Вы уверены, что женщину, для которой ставят спектакль, зовут Фонарина? – тихо спросила я. – Может, Лампа?
– Естественно, – вскинула брови Гликерия, – странное имя! Лампада! Я так и говорила с самого начала. Лампада! Да, сюрприз для Лампады! При чем тут Фонарина! Ниночка, вы ужасная путаница!
Внезапно меня стал сотрясать озноб, зубы застучали друг о друга, в голове тяжело ворочались мысли. К сожалению, Гликерия Петровна – очень ненадежный свидетель. Да, при помощи банки, приставленной определенным образом к стене, вполне возможно услышать некоторые слова, произнесенные людьми в другой комнате. Каюсь, грешна, сама так пыталась подслушать, о чем мамочка разговаривает с папой, в особенности когда она возвращалась из моей школы, с родительского собрания. Но, во-первых, вы улавливаете не весь разговор, а лишь его часть, во-вторых, имея неполную информацию, делаете ложные выводы, а в-третьих… Да Гликерия почти все перепутала. Сначала назвала меня Фонариной, потом, услыхав «Лампа», мигом, не моргнув глазом, сообщила, что именно так и называла «именинницу». Можно ли доверять ее словам? Похоже, старушка путает имена и события.
– Что с вами, милочка? – с неподдельной тревогой воскликнула Гликерия. – Вы так побледнели!
С трудом справляясь с резкой болью, охватившей половину тела, я прошептала:
– Извините, мне надо выйти на воздух.
– Да, конечно, – засуетилась Гликерия, – давайте помогу, Ниночка! Вы беременны! От Сережи! Вот радость-то! О! Милая!
Я скрипнула зубами. Вот вам наглядная картина того, как делает выводы старая дама. Сейчас она совершенно уверена, что через пару месяцев станет счастливой бабушкой, но к действительности это поспешное идиотское умозаключение никакого отношения не имеет.
– О! Девочка! – ликовала Гликерия. – У меня появится внучка Анечка! Дорогая Нинушка, выпейте сока, вам станет легче.
Я машинально отхлебнула что-то из поданной чашки и молча ринулась в туалет. Отвратительная тошнота поднялась к горлу.
– Милая, – колотилась в дверь Гликерия, – у вас токсикоз. Это ужасно, я знаю, знаю!
Кое-как придя в себя, я выползла в коридор и уцепилась дрожащей рукой за стену. Только бы не умереть тут, в чужой квартире.
– Мне надо на свежий воздух.
– Сейчас вас провожу! – заорала старуха.
Голос ее, трубный, зычный, моментально вызвал у меня мигрень, но вдруг, откуда ни возьмись, появились силы.
– Нет, – ответила я, – вы сидите тут, я сейчас вернусь.
На улице мне стало легче. Острая боль из правого бока ушла, осталось лишь ощущение свинцовой тяжести, под ребрами словно лежал горячий камень, изредка он шевелился, и тогда к горлу подкатывала дурнота.
Постояв у подъезда, я хотела вновь подняться к Гликерии, но тут раздался телефонный звонок. Это была Леона.