Синий мопс счастья
Шрифт:
Я повернула голову.
– Завещание в сумке.
– Молчи, сейчас «Скорую» вызову.
– Послушай…
Вовка влез в «Жигули».
– Потом расскажешь.
Но ко мне уже вернулись силы. Борясь с тошнотой, я начала:
– Не перебивай. Это страшно важно. Я умираю. На заднем сиденье сумка. В ней снимки моей головы. Неоперабельная опухоль…
Вовка, став синим, впился в меня взглядом. На секунду в моей душе воцарилось ликование. Ага, вот оно как! Ругал постоянно Лампу, смеялся над ней! Теперь-то он понимает, кого потерял, да поздно, придется Костину плакать на моей могиле, приговаривая:
– Что за дурь ты несешь? – обмер майор. – Совсем офигела?
– Там же завещание, не успела побывать у нотариуса, но, думаю, вы не передеретесь.
– Прекрати, – взвизгнул Володя, – быстро говори, что слопала! Вон какая вся желтая! Небось отравилась шаурмой!
– Меня не отравили, – лихорадочно продолжала я, – слушай, я распутала дело почти до конца.
Майор налился краснотой, словно перезревший помидор.
– Какое дело?
– Не перебивай, – бормотала я, – ой, тошнит!
– Быстро говори! – рявкнул Володя.
Боясь, что сейчас грохнусь без чувств, я быстро рассказывала Костину все.
Правильно говорят, что человек не способен умереть, если на земле у него остались неоконченные дела. Я не потеряла сознание ни в своей машине, ни когда меня перетаскивали в «Скорую», ни по дороге в клинику. Держала Костина за широкую, теплую ладонь и говорила, говорила… На пороге кончины следует быть откровенной, Вовке предстоит без меня завершать дело. Теперь ему придется ограждать домашних от беды и узнавать, кто и почему затеял этот спектакль. Вернее, кто, я знала. Над нами издевались сотрудники «Арлекино-2». Но вот с какой стати они решили извести семью Романовых? Боюсь, ответа на сей вопрос мне не узнать никогда, потому что, рассказав Вовке все, я закрыла глаза и умерла. Впрочем, уже отбывая в Аид [13] , я успела промолвить:
13
Аид – в греческой мифологии царство мертвых.
– Ни в коем случае не хороните меня в голубом платье, я в нем плохо выгляжу, излишне бледная.
Глава 31
Мои открывшиеся глаза наткнулись на белый потолок. Я попробовала пошевелиться, но потерпела неудачу.
– Как самочувствие? – донеслось из ниоткуда.
Шуршащий сухой язык даже не пошевелился, из моего горла вырвалось мычание.
– Еще не отошла, – сказал другой, до боли знакомый голос.
– Страшно-то как, – подхватил невидимый мужчина. – Эй, Лампудель, скажи что-нибудь.
Я моргнула и удивилась, теперь вместо потолка надо мною нависает лицо Костина. Вовка весь в белом, за спиной топорщится нечто, господи… Внезапно язык оторвался от неба.
– Володя! – неожиданно громко вырвалось у меня. – Как ты мог!
– Что? – удивился Костин. – Сейчас-то чего не так?
– Все, – возмутилась я, – как оказался вместе со мной на том свете? Велела же помочь нашим! А ты! Взял и покончил с собой, чтобы оказаться около меня. Конечно, такая сильная любовь приятна, но семья-то осталась без защиты!
Костин засмеялся:
– Лампудель, моя
– Оставь ее, – велела Катя. – Спи, Лампа.
В руку впился комар, и свет померк.
Через несколько дней Катюша, войдя в палату, налетела на меня:
– Почему ты не говорила о том, что болит живот? Это поведение пещерного человека! Ты могла умереть! Имей в виду, аппендицит – легко устранимая неприятность, пока он не переходит в стадию перитонита! Тебя пять часов оперировали! Пять! Ты хоть понимаешь, что могла оказаться в могиле?
– У меня был аппендицит? – растерялась я.
– Да! А ты бегала по городу и молчала. Небось тебя тошнило и колотил озноб от поднимающейся температуры.
– Точно, – пролепетала я, – именно так, еще мне периодически становилось жарко, воздуха не хватало, ноги подкашивались. Постой, значит, у меня ТОЛЬКО аппендицит?
– Тебе мало? – обозлилась Катюша.
– Но в голове…
– О-о-о, – застонала подруга, – Вовка мне все рассказал. «Томограмма» в аптеке, диагностика в метро. Лампа – ты дура!
От неожиданности я икнула. Катюша никогда не позволяет себе столь откровенно высказываться об умственных способностях окружающих, похоже, она дошла до крайней точки кипения.
– Сейчас, – с ожесточением говорила Катя, – слишком много подонков, желающих заработать. Честно трудиться нелегко, врачу в особенности. Это очень благородный и крайне тяжелый труд. Постой сначала у операционного стола, потом выходи человека. Тут тебе нервы, бессонные ночи и переживания, если больной, не дай бог, скончался. Намного легче дурить доверчивым особям голову. Лампа, томограмму в аптеке не сделать, диагностика по Вернеру – полнейшая чепуха, отъем денег у населения. Думаешь, ты первая обратилась к этим, с позволения сказать, врачам? Вовсе нет. Такие, как ты, косяком потом в больницу идут! А еще есть «исследователи» зашлакованности организма, любители пить настойки из сена и лопать мясо без картошки.
Без толку говорить: люди, ау! Возьмите учебники и почитайте внимательно, вас дурят почем зря! Наше тело не доменная печь, шлаков там нет, есть естественные отходы. Станете «промываться», уничтожите в себе полезные бактерии, получите дисбактериоз и крупные неприятности. Неумеренное потребление неправильно заготовленной лечебной травы окажет вредное воздействие, а мясо великолепно переварится вместе с картошкой. Но нет! Народ не верит нормальным врачам и таскается по недоучкам и шарлатанам. Таких, как ты, Лампа, море. Хорошо еще, что Вовка вовремя примчался и вызвал «Скорую». Ничего у тебя, кроме аппендицита, нет, ясно? Ты – идиотка с завещанием.
Огромная радость просто затопила меня. Но в глубине души все же остались некоторые сомнения. А вдруг Катя просто пытается успокоить меня? И не аппендицит там вовсе был…
– Ладно, – сказала я, – согласна, сглупила. Ирина Петровна из аптеки с ее тремя очками и впрямь кретинка, но Зинаида Марковна из метро?
– Господи, – Катя всплеснула руками, – ну подумай сама, раскинь мозгами! Подземка и компьютер. Да глючит там аппаратуру! Ясно? Замыкает. Плющит. Колбасит. Тащит. Лампа, как ты могла поверить, а?