Синий мопс счастья

Донцова Дарья

– С вареньем или со сметаной?

– И с тем и с другим.

– Вместе?

– Да.

– Ну молодец, – восхитился Юра, – вот это по-нашему, по-крестьянски, а то начинают выеживаться, калорийность считать, кривляться. Беги скорей, пока горячие.

Я покорно отправилась на кухню, где Юра набросал в мою тарелку штук пять пышных, румяных оладьев. Они были просто восхитительными, и я, на некоторое время забыв о скорой смерти, слопала первую порцию, потом вторую, третью.

– Эй, Лампа, – предостерег Юра, – заворот кишок будет, помрешь от обжорства. Или печень скрутит, ну, дорвалась.

Я молча

отодвинула пустую тарелку.

Какой толк теперь беречь печень? Не есть сладкое, жирное, мучное, вкусное? Все равно умирать. Абсолютно не к месту я вспомнила анекдот. Человеку, приговоренному к смертной казни, утром, перед расстрелом, приносят хороший завтрак. Надзиратель спрашивает:

– Сколько кусков сахара класть в кофе?

– С ума сошли! – возмущается заключенный. – У меня диабет.

Но отчего-то сейчас от черного юмора не стало легче на душе. Поблагодарив Юру, я пошла в спальню, попыталась заснуть, но не смогла.

Встав, я достала листок бумаги, написала сверху большими буквами «Завещание», погрызла ручку, почесала в затылке, потом сходила на кухню, принесла себе еще тарелку оладий, банку с клюквенным вареньем и принялась излагать последнюю волю.

Значит, так. Я, Евлампия Андреевна Романова, год рождения… Фу, зачем он нужен? Все и так в курсе, сколько мне лет. Итак, дальше. Находясь в здравом уме и твердой памяти… нет, твердом уме и здравой памяти… Ой, ну хорошо. Совершенно не ощущая себя сумасшедшей идиоткой, на пороге кончины, распоряжаюсь своим имуществом. А) Квартиру, которая принадлежит мне, следует продать, а на вырученные деньги построить загородный дом. Мы давно хотели жить на свежем воздухе в ближайшем Подмосковье, вот пусть эта мечта осуществится. Б) Дачу в Алябьеве тоже пустить с молотка. На все полученные средства купить машины Сережке, Юлечке и Кате. Новые иномарки. В) Коллекцию картин сдать на аукцион. Относить их туда по одной, по мере необходимости. У меня нет особых иллюзий по поводу Лизаветы и Кирюшки. Учатся они не слишком хорошо, значит, наверное, им понадобятся деньги для получения высшего образования.

Глотнув воды из бутылки, я удовлетворенно перечитала текст. Отлично, справилась с финансовыми вопросами за пять минут. Теперь следующая проблема: в чем хоронить Лампу. Итак, голубое платье, то самое, купленное на Вовкин юбилей. Нет, оно меня полнит и плохо, несмотря на лазурный цвет, оттеняет глаза. Впрочем, скорей всего они будут закрыты. Но все равно, выглядеть в последний час ожирелой свинкой, затянутой в узкое платье, неохота. Тогда вишневая блузка и черная юбка. Фу! Ужасно, слишком мрачно. Белый свитер… Я вновь покусала ручку, ну, у нас все-таки не свадьба. Что там еще есть в шкафу?

Оставив бумагу на столе, я ринулась к гардеробу и стала перебирать вещи. Футболочка с зайчиком? Джинсы с карманами? Ну, согласитесь, это не слишком солидно. Симпатичный кардиганчик с вышитыми кошками? Красная водолазка? Льняные брюки и пиджак? Да, вполне ничего, цвет приятный, светло-розовый, он мне к лицу, только не подойдет. В этом наряде я замерзну. Хотя я ведь умру. Но, в конце концов, оттуда никто не возвращался и не рассказывал правды. Вдруг покойник все видит, слышит и чувствует, а? Тогда посмотрим дальше. Купальник, парео, шорты, бермуды… Нет, какой ужас! Даже умереть не могу нормально, потому что нечего надеть

в последнюю дорогу! А обувь! Без слез не взглянешь: босоножки, лодочки и сапоги. Нет, так нельзя, не натягивать же обожаемые мною кроссовки. Сумка! Она у меня одна, коричневая, кожаная.

Впрочем, я ошибаюсь, имеется еще крохотная, бархатная, она вполне подойдет покойнице. Но что туда влезет? Да ничего, пудреница и та не войдет, а я привыкла носить с собой кучу всяких вещей: ключи, губную помаду, она почему-то всегда размазывается и «стекает» с моего лица, упаковку жвачки, мобильный, расческу, абсолютно бесполезный предмет, сколько ни тыкай его в волосы, они лучше не лягут, кошелек, зеркальце… И как это все запихнуть в крошечную сумчонку? Воображение нарисовало картину: лежу в гробу в розовом льняном костюме, кроссовках и с хозяйственной торбой, правда из натуральной кожи. Отвратительно. Завтра же отправлюсь в магазин и куплю необходимые вещи. Сколько у меня денег в заначке?

Пересчитав «подкожные», я слегка успокоилась, легла в кровать и неожиданно мгновенно отбыла в царство Морфея.

Утром я проснулась бодрой, быстро вскочила на ноги, побежала было в ванную и наткнулась глазами на листок, лежавший на столе. Завещание. В ту же секунду у меня заболело все: голова, шея, плечи, руки, спина, грудь, живот, ноги. Согнувшись пополам, надрывно кашляя, я выползла в коридор и увидела Юру, натягивающего на собак комбинезоны.

– Это какой-то ужас! – воскликнул он. – Одну оденешь, вторая разденется, впихнешь ее снова в одежду, первая голая стоит.

– Ты им дай по ванильному сухарику, – прохрипела я, – здорово помогает. Пока грызут, справишься.

– Простудилась, что ли? – заинтересовался Юра.

– Немного, – соврала я.

– Виданное ли дело по холоду в куртенке бегать! – возмутился Юра. – Купи себе шубу.

– Не хочу.

– Почему?

– Потому.

– Очень красивые есть, из норки.

– Знаешь, сколько такая доха стоит?

– Ну… тысячу!

– Долларов!

– Не так уж и много, – пропыхтел Юра, застегивая на Рейчел ошейник, – накопить можно. Эй, пошли.

Стая кинулась к лифту. Впереди вышагивали Рамик и Рейчел, следом семенили две толстые колбаски: Муля и Ада. Феня и Капа, повизгивая, вертелись на поводках, норовя запутаться.

– Смирно, – скомандовал Юра, – по порядку рассчитайсь!

Собаки замерли перед лифтом.

– Сначала полковники, – велел Юра.

Я усмехнулась, здорово он научился справляться с псами. Рейчел и Рамик вошли в лифт.

– Теперь майоры!

Муля и Ада проследовали в кабину.

– Отлично, – одобрил Юра, – замыкают роту сержанты. Эй, Феня, тебе отдельное приглашение прислать? Все, разжалована в рядовые, вечером моешь пол в казарме зубной щеткой и чистишь всем сапоги!

– Как тебе удалось их так выдрессировать? – изумилась я.

Юра засмеялся:

– Созвал собрание и объяснил суть дела. Предложил избрать генерала и слушаться его беспрекословно. В бюллетене была одна моя фамилия, по-моему, очень демократично! Выбрали единогласно, навечно, более избирательной кампании не предвидится.

Лифт закрыл двери и уехал. Я умылась, причесалась, потом оделась, вышла на кухню и чуть не зарыдала от умиления. На столе испускала пар кружка, рядом стояла тарелка с тостиками.