Синий мопс счастья

Донцова Дарья

Пока я собиралась, Юра успел прогулять собак, вымыть им лапы и сварить мне кофе.

– Спасибо! – с чувством воскликнула я.

– За что? – удивился Юра.

– Ну за все!

– Странная ты, – улыбнулся Юра, – я себе кофе сделал и тебе заодно, чего тут особенного?

– Еще собак на улицу отвел.

– Знаю же, тебе неохота.

Переполненная чувством благодарности, я снова пошла в ванную и стала тщательно красить лицо. Итак, как поступить? Поехать в театральный институт, найти Рагозину и осторожно, не попадаясь той на глаза, взглянуть на девицу! Проверить для начала, она ли была той самой цыганкой, пришедшей ко мне в недобрый

час. Ну-ка, где у меня адрес института?

Наложив на щеки румяна и оставшись крайне довольна своим внешним видом, я побежала в свою спальню и увидела Феню с Капой, самозабвенно дерущихся на моей подушке. Выгнав обнаглевших щенков, я стала рыться в сумочке в поисках нужной бумажки, под руку попался белый конверт, запечатанный, без адреса и какой-либо надписи. Я повертела его в руках. Откуда взялось странное письмо? Ах да, это послание передала мне Гликерия Петровна. «Деточка, – орала актриса, – надеюсь, вы привлечете меня к этому делу!»

Пальцы быстро разорвали бумагу, на мои колени спланировал прямоугольник, фотография. Я взяла ее и ахнула. Держу в руках собственное изображение, как всегда, ужасное. Неизвестный человек заснял меня в момент радости. Рот у Лампы растянут до ушей, брови чуть приподняты, волосы торчат в разные стороны. Да уж, на этом снимке я больше всего напоминаю мартышку, получившую шоколадную конфету. Полюбовавшись на фото, я перевернула его и увидела надпись, сделанную на компьютере: «Идиот. Это Романова Евлампия Андреевна».

Глава 30

Думаю, вы понимаете, до какой степени я была поражена. Повертев снимок и так и этак и не поняв, где и кем он был сделан, я сунула его назад в сумочку и схватила телефон.

– Аллоу, – пропела Гликерия Петровна, – слушаю!

– Это Нина Рагозина, помните, мы вчера с вами встречались в «Лукошке».

– Душенька, – завопила Гликерия, – у меня стопроцентная память.

– Решила привлечь вас к работе.

– О-о-о!.. Наконец-то! Никогда об этом не пожалеете!

– Скажите, Сергей Васильевич вернулся?

– Нет, он приедет через три дня, похороны…

– Да, да, понимаю. Вы одна дома?

Гликерия захихикала:

– Было бы странно предположить, что я привела в отсутствие сына любовника.

Надо же, старушка еще помнит об амантах!

– Почему бы и нет, – быстро ответила я, – такая красивая и молодая женщина, как вы, должна нравиться мужчинам.

Послышался удовлетворенный смешок.

– Ах, милая, все в прошлом. Но было, было. Знаете, в пятьдесят пятом году…

Понимая, что бабусю сейчас унесет на волне воспоминаний слишком далеко в океан жизни, я быстро прервала ее:

– Сейчас приеду к вам.

– Домой?

– Да, напомните адрес.

Старушка назвала улицу, номер дома и воскликнула:

– Но лучше опять в кафе!

– Нет, именно на квартире.

– Почему? – не успокаивалась бывшая актриса. – Вы же с Сережей всегда в «Лукошке» беседуете. Там так шумно!

– Мы хотим с вами доказать Сергею Васильевичу, что способны вдвоем справиться со сложным делом, ведь так?

– Да, да.

– Тогда я приеду в квартиру. Чтобы осуществить задуманное, мне следует посекретничать с вами именно там.

– Конечно, – воодушевленно заорала бабуся, – жду. Кстати, продемонстрирую вам свое умение перевоплощения!

На сей раз Гликерия предстала передо мной в образе женщины-вамп. Иссиня-черный парик с крупными локонами до плеч, забор щетинящихся ресниц, огромные,

увеличенные карандашом, кроваво-красные губы, кожа цвета перезревшего апельсина и туловище, затянутое в тесное длинное платье из шелка темно-синего цвета. Справедливости ради следует отметить, что, несмотря на преклонный возраст, Гликерия Петровна сохранила девичью фигуру, похоже, у нас с ней один размер.

Желая сделать старушке приятное, я сделала каменное лицо и спросила:

– Гликерия Петровна дома?

Хозяйка радостно засмеялась:

– Не узнали? Говорила же, мастерски перевоплощаюсь.

– Скажите пожалуйста! – закатила я глаза. – Великолепно, невероятно, волшебно! Феерия!

– А не выпить ли нам чаю? – взвизгнула Гликерия.

– Конечно! – радостно воскликнула я. – Заодно и поболтаем.

В красиво обставленной итальянской мебелью кухне мне налили вкусный чай. Я, словно Шерлок Холмс, делала логические умозаключения. Похоже, Гликерия Петровна, пенсионерка, абсолютно не экономит. Кухонные шкафчики совершенно новые, холодильник роскошный, трехкамерный, плита со стеклокерамической поверхностью. А на столе шоколадные конфеты, дорогое печенье, французский сыр. И чай хозяйка заварила элитный, достала его из фирменной железной банки. Многие из пожилых людей под занавес жизни становятся отчаянными лакомками, едят мало, но вкусно. Однако отнюдь не все имеют возможность потакать себе. Гликерия Петровна принадлежит к счастливому меньшинству российских пенсионеров, у которых нет материальных проблем. Еще похоже, что в квартире недавно делали ремонт.

– Вы разбили стену между комнатами? – для затравки разговора поинтересовалась я.

– Ах, – дама моментально попалась на крючок, – сейчас все расскажу. Наша квартира историческая, каких только людей тут не перебывало.

Я принялась спокойно вкушать изумительный чай. Сейчас Гликерия сама расскажет мне историю семьи, узнаю, каким образом Борис Сергеевич Касаткин связан с Сергеем Васильевичем, и, может, пойму, куда, кому и зачем последний собрался передать мое фото.

Жили были два брата Сергей и Василий Касаткины, оба художники, работали для театра. Мужчины нежно любили друг друга, обитали в одной квартире и в нее же привели своих жен. На отношение братьев не повлиял даже тот факт, что господь несправедливо распределил между ними талант. Василий получил все, а Сергей ничего. Первого считали гением, второго держали на работе лишь из уважения к Василию. В подобной ситуации между родственниками возникает ревность, гремят скандалы. Но Василий никогда не заносился, а Сергей всегда с улыбкой говорил:

– Я всего лишь хорошо выученный ремесленник, а Васенька вдохновенный творец.

Непохожими оказались братья и по характеру. Василий уродился положительным, никогда не пил, не заглядывался на молоденьких актрис, не принимал участия в гулянках, женился на Гликерии и хранил верность супруге. Своего единственного сына назвал в честь брата.

А вот Сергей был иным. Во-первых, он любил приложиться к бутылке, нет, поймите правильно, художник не валялся в луже у метро, не лакал портвейн «Солнцедар» или «Три семерки». Сергей напивался дома, в гостиной, армянским коньяком, но суть дела от этого не менялась. Еще он обожал женщин, сколько их прошло через квартиру, Гликерия вспомнить затрудняется: роты, батальоны, дивизии. Гликерия в отличие от Василия не слишком любила Сергея, один раз она попыталась открыть мужу глаза, но всегда ласковый Вася обозлился и сказал: