Синий шиповник
Шрифт:
– Ты сегодня не работаешь?
– Нет. Эти дамы с особенным вкусом очень больно дерутся. И одна из них вчера мне испортила спину. Госпожа Анна сказала, что я не годен, пока все не заживет, – он светился радостью.
Я с трудом дождалась ночи. Вечером не захотела играть в карты с Феликсом, отказалась от пончиков Алекса. В темноте я прокралась на второй этаж.
– Я думал, ты не придешь, – Егор затащил меня в свои комнаты.
– Нас не услышат?
– Нет, я сделал шалаш из одеял, так звуки не просочатся.
Мы легли в импровизированный домик. У меня кружилась голова от его тепла и запаха.
– Ты
Через минут десять горячей и вдохновенной речи он остановился и спросил:
– Зачем ты пришла?
– Ты меня позвал, – я поняла, что он приподнялся и смотрел своими темными глазами мне на губы.
– Тебе не интересно про Революцию, я вижу. Поэтому я повторяю вопрос: зачем ты пришла?
– Не знаю…
Он прижал свои губы к моим. Я обомлела на первое время, но потом обняла его за шею.
– Я думаю только о тебе, – прошептал Егор, оторвавшись от меня.
– Я не знаю, что говорить в таких ситуациях…
– Не надо слов.
Он снова повторил поцелуй. Это было горячее, слаще, волнительнее, чем мечтах.
– Ты когда-нибудь целовалась? – его голос стал ниже.
– Нет.
– Я первый, кто украл твой поцелуй? – я едва успела перевести дыхание и снова ощутила его губы.
Когда он взял паузу, я гладила его лицо.
– Прости, я не могу… Я хочу еще, – его улыбка казалась мне самой хитрой и желанной на свете. – Пожалуйста, останови меня. Скажи, что я жалкий потаскун и не имею права на поцелуй любви.
– Нет, продолжай, – от таких слов у меня горело в груди. – Ты достоин.
Тогда я считала его самым свободным из всех нас в "Мулен Руж". Егор продал сам себя, сам распорядился своей жизнью. Мама унаследовала публичный дом от моего отца, который был министром, но умер. То есть даже она получила свое предназначение. Я и Валентин не можем принимать решения. За нас расписали судьбу наперед.
– Наверное, стоит остановиться, – парень сдавленно проговорил эту фразу.
Он выполз из-под одеял. Я последовала за ним и взяла его за руку.
– Нет, уходи, пожалуйста, – попросил он.
Надо ли говорить, как меня захлестнули эмоции. Я не смыкала глаз до утра и встретила рассвет в мечтах. Потом каждый день витала в облаках. Нервы щекотали нешуточные шпионские игры. Нужно успеть пересечься со своим объектом страсти, хотя бы вскользь прикоснуться к нему, бросить мимолетный взгляд, поймать его улыбку. Мы обменивались записками, которые я тщательно прятала в новом тайнике под подоконником. "Я мечтаю зарыться в твои каштановые волны волос, утонуть в озерах глаз, раствориться на коралловых губах", – строки в письмах Егора бередили душу и разжигали страсть. И я приходила по ночам в его шалаш из одеял. Парень прижимал меня к горячей груди и повторял: "Ты самая красивая, самая нежная". Я уносила с собой его поцелуи и букеты цветов, вырезанные из розовой бумаги. Рабам нельзя покидать публичный дом, но он все равно старался придать нашим встречам романтику.
– О чем ты только думаешь?! – воскликнул Феликс, когда увидел сложенный в стиле оригами тюльпан в "Камо грядеши". – Этот мальчишка вскружил тебе голову, Полина!
– Никто мне не кружил голову, ты ошибаешься, – я вытащила закладку.
– Я все вижу и слышу. И потом комната Егора –
– С чего ты взял?
– Я желаю тебе только лучшего. Точно не раба в качестве первой любви, – Феликс смягчился и погладил меня по голове. – Я знаю тебя с детства, моя маленькая Феллини. Ты всегда была тонкой, романтичной и мечтательной. Я хотел бы стать чьим-то мужем и иметь такую дочь, как ты. Но не сложилось. И за свою жизнь я повидал разных людей. Поэтому поверь старому другу на слово: он тебя не любит.
– Все это какой-то бред!
Увещевания Феликса меня взбесили. Я же видела, как смотрит на меня Егор, я читала его записки, я слышала его комплименты. В конце концов, молодой человек каждый день рисковал быть списанным куда-нибудь на завод из-за интереса ко мне. Да и он сам иногда смотрел на меня своими глазами-безднами и просил:
– Не говори мне ничего, не прикасайся ко мне. Я просто не удержусь
– И что? – с улыбкой спрашивала я.
– И отдамся тебе. И потом сбегу отсюда, чтобы больше ни одна женщина не прикоснулась ко мне после тебя.
– Мы сбежим вместе.
– Я жалею, что продался твоей матери.
– Почему? – эта фраза меня огорчила. – Ведь мы бы тогда не встретились.
– А так мы встретились, и никогда не будем вместе по-настоящему. Ты не назовешь меня своим мужем, – он весь пылал румянцем, мое сердце замирало.
– Почему же ты продался?
Парень отступил от меня, хотел выйти из моей комнаты, но потом вернулся.
– Хорошо, я скажу тебе правду. Мою уродливую, как умирающий в канаве бродяга, правду. Я сбежал от третьего мужа матери. Он несколько лет подкладывал меня под молодых девушек. Аргументировал тем, что им нужен опыт, а нам – деньги, – в распахнутых глазах собрались слезы. – И самое страшное, что мама была не против. Тогда я подумал, что лучше уйти из дома. Но я не смог найти работу, бродяжничал, пока не дошел до Иркутска. А здесь за мной увязались полицейские. Что мне оставалось делать? Мне нужно было укрытие. Увидев вывеску "Мулен Руж", я подумал, что это лучший выход. Ведь я… Я привык к своей грязной роли.
Он отвернулся и закрыл лицо рукой.
– Да, твоя история ужасна, – я не могла подобрать слова, чтобы выразить сочувствие и не задеть его гордость.
– Прости меня, – его голос звучал глухо.
– За что? – я положила руку ему на дрожащее плечо. – Ты ни в чем не виноват. И в конце концов, я живу под одной крышей с двумя десятками жрецов любви. И всех уважаю. Эта тоже работа, она тоже важна.
– Ты так говоришь, потому что жалеешь.
– Нет. Я люблю тебя!
– Нет, не говори этого, – он приблизился ко мне, – я не заслуживаю…
– Заслуживаешь, – я приложила пальцы к его губам.
Я словно погрузилась в один из своих снов. Егор отнял мою руку и начал целовать требовательно, быстро, горячо. Я растерялась, но потом решила, что пусть все идет своим чередом. Утром мы проснулись в моей постели под шалашом из одеял. Мой возлюбленный ласково покрывал поцелуями мои руки.
– Ты настоящая, ты нежная, ты самая любимая, – шептал он. – Если тебе не понравилось, если ты больше не хочешь меня видеть… Я приму эту казнь.