Sinnerman
Шрифт:
***
– Господин президент, мы заметили песчаную бурю, - быстро отчеканил парень.
– Да-да, меня ещё вчера предупредили. Переждём в бункере, всё, как всегда. Она же мимо пройдёт, не так ли?
– Нет, сэр, - тихо отозвался тот, переводя взгляд на рядом стоящего Эбернети.
– Датчики работали не верно. Буря идёт не с юга. А с севера.
Хеймитч напрягся всем телом, крепко сжимая кулаки, впиваясь ногтями в ладони.
– Колонна попадёт в её самое пекло.
========== Часть 4 ==========
“В
Боящийся несовершен в любви.”
из Библии
Через две недели. Капитолий.
За много миль от правительственного здания промозглый туман, липнувший к окнам премьер-министра, клубился над грязной речкой, вьющейся между заросшими, замусоренными берегами. Поблизости возвышалась громадная дымовая труба заброшенной фабрики, темная и зловещая. Здесь не было никаких звуков, лишь чуть слышно журчала темная вода, и никаких признаков жизни, только потрепанная радиацией женщина рыскала по берегу в надежде отыскать среди высокой травы остатки чего-то более-менее съедобного.
Хеймитч, бегая по комнатке, в который раз проверяя всё ли в порядке. Затем быстро выбежал наружу, напрочь забывая про маску и всякие защитные приспособления.
Масло, вода, жидкость в аккумуляторе, провизия, оружие, машина, её составляющие - всё было продумано до мельчайших деталей. Почти всегда это было так, поскольку машина была особым предметом его внимания. Случись так, что она сломается далеко от “дома”, и он не сможет вернуться обратно. Впрочем, (пускай о своём возвращении он думал в последнюю очередь) если бы это случилось - несомненно одно: это был бы конец.
В который раз проверяя машину, Хеймитч заметил приближающуюся фигуру человека.
– Эбернети!
– кричал тот; его голос срывался, а дыхание было сбито, мужчина закрывал рот и нос носовым платком, поэтому его слова не долетали до Хеймитча.
– Я прошу Вас, внемлите разуму! Тот, кто когда-либо уходил в пустыни, уже не возвращался!
Хеймитч же хмыкнул в ответ, и принялся закрывать на ключ сейф-кладовую в кузове машины. Он уезжал спасать Эффи, Пита и Китнисс - его подсознание всё время выдавало эту фразу. И больше его ничего не волновало: ни радиация, ни запреты, ни больные отчужденные. Он забрался в машину в тот момент, когда действующий президент подбежал к нему.
– Хеймитч, послушайте! Неделя прошла! Та буря, - он запнулся и тяжело вдохнул, - стена из песка, стекла, Бог знает из чего ещё! И они попали в самый эпицентр! Никто бы не выжил! Мы слишком долго ждали их возвращения.
– Не хороните их раньше времени!
– рявкнул тот, захлопывая дверь машины.
– Я не могу запретить им оплакивать их!
– отчаянно закричал президент, а затем тихо добавил: - В нашем доме разруха, паника. Нам нужны такие как Вы, Хеймитч. Иначе вся система рухнет.
– Мне плевать на систему. Я их найду, живыми или мёртвыми, - прорычал Эбернети и резко повернул ключ.
Думал ли он о возвращении? Да, конечно же. Он знал, что не вернётся, если не найдёт или же найдёт их безжизненные тела. Потому как весь смысл его существования - три человека.
–
– он протянул Хеймитчу карту, которую составляли лучшие из оставшихся в живых бойцов-разведчиков. Карта останков мира. Огромная мёртвая пустыня, выжженные леса, высушенные моря.
– Постарайтесь не умереть до того, как найдёте их.
Эбернети кивнул. С силой зажав педаль газа, он тронулся на встречу Чёрной Пустоши, некогда на весь мир известной как Первый и Второй Дистрикты.
Обычно, война заканчивается тогда, когда не остается никого в живых. Однако, город продолжил жить. Шум мотора должен был привлечь отчуждённых - кидаться в проезжающие машины камнями, казалось, было главным развлечением зараженных - но ни одного из них не было в этот день. Эбернети недовольно сжался. К таким странностям он ещё не был готов. Как и к тому факту, что весь мир был уничтожен, а Капитолий оставался единственным местом, куда не долетели бомбы. Мужчина на секунду зажмурился, затем включил дворники. Сильнее подул ветер, поднимая миниатюрные смерчи из песка и пепла. Стало ясно почему никого не было - поднималась буря.
Доехав до самого края города, он остановил машину. Там, за условной чертой, начиналась бескрайняя пустыня, а на горизонте маячил огромный столб из песка, пыли, пепла, всякого хлама…
Посмотрел на время - прошло около часа. Принял решение остаться в ближайшем отельчике. Карта показала ближайшее местечко - всего кварталом ниже, машину пришлось оставить на месте, чтобы бензин понапрасну не расходовать.
– И какой мудак вообще придумал осень?
– думал он, перепрыгивая лужи, цвета бензина с чёрт знает каким составом.
– Осень должна быть красивой.
Он часто представлял себе идеальную осень в Тринадцатом Дистрикте, где он бы смог выращивать гусей, а Китнисс и Пит растили своих детей, каждый день гуляя в поле с высокими золотистыми колосками. Но вместо этого он получает только воду, хлюпающую в кроссовках, проходящую сквозь тонкую ткань и пробирающую до самых костей. Хеймитч продолжает шагать вперед, как будто ему все равно. Он точно знает - это пустяки, по сравнению с тем, что его ждёт за городом. Он не боится. Повторяет вновь и вновь: зарезанный, застреленный, раздавленный машиной, расплющенный обломками рухнувшего здания, в корабле, утопленный в море, перемолотый в мясорубке, - он обязательно вернется за своей семьёй. Терпеливый, покорный и избитый.
Аккуратно приоткрыл дверь, держа наготове револьвер. Пробрался наверх, прямо по коридору - пусто. Открыл ближайшую дверь номера. Обстановка, некогда дышащая изобилием, не внушала доверия: пол прогнил, в нём не хватало досок; со стен слезали краска и обои; вещи хаотично разбросаны - он улыбнулся, когда обнаружил, что в номере отсутствовала целая стена.
– Отель четыре звезды!
– он засмеялся, а, успокоившись, добавил, - Ну, хоть вид ничего.
Вид и правда завораживал. Всего пару мелких домишек с обваленными крышами стали границей, разделявшей Капитолий от огромной Пустоши. Солнце, прячущееся время от времени за радиационными облаками, вскоре скрылось за горизонтом. Буря подкралась совсем близко, стало слышно, как зашелестел песок по цементной кладке.