Синтез
Шрифт:
— Да пошли вы все! — Максим швырнул письмо на стол и вышел прочь. — Никто меня тут не любит.
Успех премьеры спектакля был потрясающим. Жанна Роллан была засыпана цветами и комплементами, восхищение лилось со всех концов зала от начала и до конца представления. Оно было волшебно во всех смыслах. Даже навязчивые притязания Томаса Шнайдера на обладание примадонной, демонстративно проявляемые им в каждом антракте, не бросили тени на спектакль. Испортить такую сказку было нельзя.
Да, испортить сказку не мог бы никто. Никто… кроме Максима.
Вплыв в театр до начала спектакля, он,
— Да вы, — начал он, — как бы это сказать…
— Наше благородие нарезались, — помог ему Максим.
— Рита, а в том месте, откуда вы прибыли, все мужчины такие весёлые? — продолжил Ренат, вонзив свой взгляд в Максима. Он ждал ответной реакции, но Максим только глупо улыбался, обводя окружающих таким же глупым взглядом.
Тут Максиму захотелось совершить что-нибудь совершенно нелепое, настолько нелепое, насколько он был в данный момент способен. К компании подошёл официант с подносом, на котором красовались четыре бокала с шампанским.
— Большое спасибо, — пробормотал Максим. — Шампанское дамам и… — Он схватил один бокал, осушил его, схватил второй, сотворил с ним то же самое. Отдышавшись, он спросил: — А виски у вас есть?
— Хам! — воскликнул Ренат.
Маргарите было стыдно за то место, откуда они прибыли.
Неизвестно чем бы это всё закончилось, если бы два охранника не подхватили Максима под руки и не вынесли его за пределы театра.
Секретарь директора МГБ, положив телефонную трубку, улыбнулся и прикурил.
— День бессмысленного наблюдения закончен?
Было Максиму стыдно? Было. Конечно не так, как ему будет стыдно завтра, но стоя на углу дома, куда его оттранспортировали, он с сожалением смотрел в сторону театра, силясь понять, для чего он это всё затеял. Рядом стояла лавка. Стараясь не промахнуться, Максим сел, достал пачку сигарет и, выудив оттуда последнюю сигарету, прикурил. Но прикурил он так неудачно, что сигарета выпала из рук и оказалась в урне, стоящей возле лавки.
«Печально, — подумал Максим и принялся осматривать окрестности, стараясь обнаружить табачный киоск. Его взгляд не встретил ничего подходящего. Выход был один, и прийти он мог только в голову человека, находящегося в той степени опьянения, в которой и пребывал Максим — достать сигарету из урны. — Кажется, я совсем плох».
Прищурив один глаз, Максим снова огляделся. Напротив него, на лавке, сидел мужчина и читал газету.
«Курить, конечно, хочется настолько сильно, что можно понадеяться на то, что меня никто не заметит, — думал Максим. — Если я быстро? Нет. Это слишком…»
И в это самое мгновение Максим заметил что мужчина, сидящий напротив, не только
Незнакомец заметил Максима и, продолжая держать перед собой развернутую газету, исподлобья смотрел на приближающуюся пластилиновую фигуру жертвы никотиновой зависимости.
Максим остановился. Ему вдруг стало не по себе. К состоянию опьянения добавилось необъяснимое беспокойство. А заключалось оно в том, что только сейчас он обнаружил, что незнакомец с сигаретой был не один. Нет, не на лавке, что стояла напротив, а вообще, вокруг. Народу кишмя кишело. Центр города! Воскресение! Восемь вечера! «Вопрос первый, — принялся размышлять Максим, стоя напротив незнакомца, продолжавшего также напряженного на него смотреть, — почему меня не забрали в полицию? Ответ — допустим, я не настолько пьян, да, может, не так это и заметно. Вопрос второй — почему, кроме этого господина, я никого не заметил сразу? Ответ… какой же ответ? Он был с сигаретой, что меня больше всего интересовало в данный момент. Мало. Ах, ты ж! Да я не сразу и заметил, что у него сигарета. Почему меня это так занимает? Или… Он сам смотрел на меня раньше, чем я, и смотрел так пристально, что подавил во мне все инстинкты оставшегося созерцания. Какая нелепая фраза: «инстинкты оставшегося созерцания». Да и ладно! Стрельну у него сигарету и дело с концом!» Максим приблизился к незнакомцу со словами:
— Простите, вы не….
— Нет, — резко ответил незнакомец, встал и направился прочь.
— Ну и не очень-то и хотелось! — вдогонку ему прокричал Максим и тут же рассмеялся. — Что не ситуация, то нелепость. И сам я… бесконечная нелепость…
Максим направился в сторону отеля.
— «Пьянство — это добровольное сумасшествие». Так, кажется, сказал Сенека. — Брат протягивал Максиму пачку сигарет.
— А оказаться здесь, это не сумасшествие? — Максим прикурил и остановился. — Вот я считал себя всегда более или менее адекватным человеком, но я не могу, как ты, как вы все тут говорите мне, «принимай всё, как есть, потому как, по-другому не может быть». Я двадцать шесть лет считал, что, так как было и как есть, и по-другому не может быть, а тут оказывается… — Максим продолжил движение.
— А почему ты так считал?
— Да потому что так оно и есть, было и будет, наверно…
— А может, ты так считал, потому, что ни о чём другом ты думать не хотел, не мог, боялся? Ты хотел когда-нибудь что-нибудь изменить, хотя бы в мечтах? Нет. И наверняка думаешь, что ничего изменить ты не сможешь.
— Почему, хотел… хочу… но…
— Гораздо проще быть клоуном для самого себя, не так ли? Слабость нельзя скрыть ничем. Её можно только победить. Уничтожить.
— Уничтожить. Я не знаю, как можно… — Максим осекся.
Минуты три они шли молча.
— Для начала, об этом стоит задуматься, — продолжил Брат. — Надеюсь, твой час ещё не настал. Надеюсь, свой час ты ещё не назначил. Как говорил тот же Сенека, где оказывается бессилен ум, там часто помогает время, и, конечно же, глупо чувствовать себя несчастным из-за того, что когда-нибудь станешь несчастным.
— Проклятье! — воскликнул Максим.
— Что ещё не так? — осведомился Брат.
— Это же тот самый гражданин, что сбежал от меня.
— Я смотрю, тут интересно. Пожалуй, не буду тебе мешать.