Синтез
Шрифт:
— … Когда-нибудь тебя не станет, и с чем останется Лала? Бывай, мать. — Максим продолжил слушать разговор, который на этом и закончился, о чём оповестил сначала шлепок чего-то бумажного о стол, потом быстрые шаги и грохот захлопнувшейся двери.
Максим решил подняться. Он откинул одеяло и сел на кровати. «Странно, как бодро я себя ощущаю», — подумал он. Натянув туфли, стоявшие около кровати и накинув пиджак, он открыл дверь и, только сделав шаг из своей опочивальни, тут же наткнулся на взгляд, повергший его в трепет. Причем этот трепет был уже третьим за последние три дня. Перед Максимом стояла та самая цыганка, которую он видел перед банкетом и встретил после
— Проснулся? Как голова? — как ни в чем не бывало начала старушка.
— Я, да… ничего, вроде… — начал было Максим.
— Что ты такой испуганный? Как пить, так вы все герои. Дай гляну. — Она притянула Максима к себе, нагнула ему голову, осмотрела ее. — Все в порядке, как новенький. Это был не удар.
— А как я тут оказался? — спросил хоть что-то Максим, оглядывая бедную обстановку комнаты. Окна, приютившиеся под потолком и обрешеченные снаружи, позволили ему предположить, что находится он в подвале.
— Соседи помогли. Занесли. Ты ж, как знал, прямо перед моей лавкой и прилёг.
— А я что же, всю ночь тут пролежал? — сделал предположение Максим, вспомнив, как только что ушедший гость упомянул понедельник и видя дневной свет, проникающий с улицы.
— Не только ночь, но и день. Сейчас шесть часов вечера, — укоризненно заметила цыганка.
Постепенно испуг покинул Максима. Перед ним была не страшная ведьма, какую он представлял ещё недавно, а довольно-таки милая старушка. Она тем временем, подойдя к столу, взяла лежащий на нем бумажный сверток и направилась к камину. Напротив, входной, как решил Максим, двери, в стене, он только заметил, потрескивая дровами, находился маленький камин. Подойдя к нему, цыганка бросила сверток в огонь.
— А что это вы бросили? — безо всякой задней мысли, забыв удивиться текущему времени, спросил Максим.
— Деньги, — легко ответила милая старушка, — хоть на улице и тепло, у нас все время сыро тут, приходится топить.
— Деньги? Забавно. — Максим удивился этому факту и, решив продолжить в том же ключе, спросил дальше: — Это я столько без сознания был? Что ж за злодеи меня так пригрели?
— Злодей тут только один, это ты сам. Что ж ты милок, думаешь, что это от удара ты столько пролежал, хотя, не похоже это на удар, я уже говорила. Эх, дорогой мой. Да ты сознания лишился на несколько мгновений, а уж не помнишь ничего. Головку твою дурную я примочками быстро выходила от того, что тебя пригрели, как ты говоришь, а вот спал ты так долго, потому что снадобье мое действовало, пока вся дурь из тебя не выпотела, да не вытянулась. Тебе, мил человек, зелье пить не следует. Не умеешь, поди.
— Да уж, что правда — то правда, не умею, — огорченно согласился Максим и добавил не без удовольствия: — Но люблю.
— Эх, дурья башка.
— Это вы про мою? А что в ней такого? — Максим продолжал удивляться и, вспомнив предыдущие встречи, поинтересовался: — А мы, ведь, уже встречались, вы мне что-то такое говорили, только я ничего не понял…
— Конечно, где ж тебе понять, когда ты под хмельком, — с укором, но без обиды ответила цыганка. — Не буду я тебе ничего сейчас говорить, не время, своих забот хватает.
Максим вдруг проникся какой-то непонятной привязанностью к этой бабушке. Чем-то теплым и загадочным веяло от неё. И это, несмотря на то, что цыгане, особенно цыганки, особенно старые, те, что постоянно норовят вам погадать, вызывали в нём исключительно негативные эмоции.
Он очень хорошо запомнил один случай из своего школьного детства. Как-то в электричке, подъезжая к своей остановке, он
Подумав об этом сейчас же, он не преминул спросить, как бы издалека:
— А вы, как бы это сказать, врач?
— Да уж как тебе будет угодно.
— Значит, не врач, а… вы гадаете по рукам там, по… как там еще?
— Сколько ж тебе лет?
— Мне скоро двадцать семь, а что, вы этого по моему виду определить не можете, вы же… а что?
— По виду. Возраст определяют не только по виду. По виду тебе лет двадцать, а по твоим вопросам и того меньше. Садись за стол, подкрепиться тебе надо. — Цыганка во время разговора быстро накрыла скромный стол, поставив глубокую тарелку с супом, ложку и два кусочка белого хлеба.
— Ой, спасибо. — Максим сел за стол и принялся за свой вечерний завтрак. — А вот, я, конечно, прошу прощения, но у меня только карточка, эта гостевая. Я к тому что, вот, я у вас тут…
— Ну что за люди!
— Ну, всё-таки… тем более, вы же, — Максим не знал, как пояснить цыганке о цыганах в его видении и всем что отсюда вытекает.
— С тебя мне ничего не надо, — прервала его размышления бабушка.
— А почему именно с меня? — удивленно спросил Максим, словно забыв о встрече у отеля.
— Да вот нравишься ты мне с дурьей своей башкой.
— Ну, хорошо, — Максим смирился, продолжая трапезу, — вкусный суп. А кто тут был только что? Вы тут ругались. Извините, я невольно подслушал.
Цыганка на мгновение задумалась, потом, видимо, решила рассказать.
— Разбойник приходил.
— Какой разбойник? — захотел уточнения Максим.
— Самый настоящий, — тут же ответила цыганка.
— Что-то я не очень понял.
— Отец моей внучки.
— Ну, тогда понятно, и это называется зять, правильно?
— Никакой он мне не зять, он разбойник. Дочь мою погубил, и нас погубить хочет.
— А как так? — Максим оказался в замешательстве.
— Дочка моя полюбила его, злодея. — Старушка решила рассказать подробнее. — Говорила я ей, ничего доброго не выйдет, а она… поженились они, свадьбу без меня играли… потом… — цыганка тяжело вздохнула, — ему сына подавай, а родилась Лалочка. Как же он был зол. Дочь свою я не видела совсем. Муж её не выпускал почти из дому. Изредка приезжала ко мне, внучку показать. Хорошенькая была, Лалочка. Не рассказывала мне ничего доченька, но я сердцем чуяла неладное. Как снова забрезжила в утробе её жизнь новая, так увидела я, что легче ей стало, видать, что подобрел муженёк её, понадеялся на то, что сына принесёт ему. Ан не получилось у него, сильна кровь наша. Как узнали, что девочка опять, рассвирепел изверг. Сгубил девочку мою, зло пало на неё, и начала она рожать раньше времени, да и померла вместе с ребеночком. Внучку я себе забрала, добрые люди помогли, отняли у него.