Синтез
Шрифт:
— Спасибо, Гедимин. Это красивая вещь.
Ремонтник кивнул, не оборачиваясь. На экране мигала новая ссылка — на почту пришло письмо из Лос-Аламоса, и о филке Гедимин временно забыл.
«Гедимин, друг мой, похоже, я уже перешёл все рамки приличий, и вы будете более чем правы, если откажетесь со мной общаться. Но выйти с вами на связь не было никакой возможности. Меня держали в кампусе безвыездно две недели, и я с большим трудом вырвался на несколько часов в Спрингер, пока семья не объявила меня в розыск. Здесь произошло нечто более чем странное, коллега, и я очень надеюсь, что информация до вас дойдёт.»
Сармат удивлённо мигнул и перечитал начало. «Кто мог удерживать человека-учёного против его воли? Что у них там происходит?»
«Теперь, когда у нас пятьдесят граммов собственного ирренция, и синтез идёт полным ходом, лаборатория радиохимии наконец получила в своё распоряжение небольшую часть изначального образца с орбиты Сатурна. Они давно мечтали разложить его на составляющие, и две недели назад был проведён спектральный анализ, показавший очень странную вещь. Мы ожидали найти там ирренций, уран и продукты его распада, возможно, кремниевый субстрат. Но мы никак не предполагали обнаружить два незнакомых нам цвета в спектре. Анализатор Рохаса тоже выявил эти примеси в составе — заметьте, не одну, а сразу две. Я прилагаю копии сигмаграмм; новые линии отмечены цифрами 1 и 2. Можете убедиться, что ничего подобного раньше под сканер не попадало. Это два новых элемента, и им уже присвоены атомные номера. Сейчас радиохимики выясняют массы основных изотопов и число вариаций в составе, но уже достоверно известно, что у нас на руках два совершенно новых химических элемента. Три таких открытия за один год! Даже для нашей лаборатории это в новинку…»
Гедимин довольно усмехнулся — любые открытия в лабораториях Лос-Аламоса его радовали, даже если речь шла о сверхтяжёлом трансурановом элементе с периодом полураспада в одну микросекунду. «Наверное, продукты распада ирренция,» — подумал он, заглядывая в приложения к письму; линии новых цветов действительно были на месте, и сармат точно знал, что раньше их не видел. «Теперь узнают, как он распадается. Жаль, мы с Хольгером не сообразили сделать сканер.»
Внеся ещё один пункт в список «Опыты, которые будут поставлены с собственным ирренцием», сармат продолжил чтение, но через секунду прервал его и долго мигал, изумлённо глядя на экран. «Что?! Нет, они где-то просчитались…»
«Речь о двух сверхтяжёлых элементах, чья масса не менее 350; им присвоены атомные номера 135 и 138. Сейчас радиохимики пытаются выделить хотя бы десяток атомов, чтобы изучить химические свойства, но количества обоих веществ очень малы. Одно из них равномерно рассеяно по всей толще кристалла, второе сконцентрировано у поверхности. Элемент 135 образовал химически стабильную окись, элемент 138 ведёт себя как инертное вкрапление. Мы две недели отслеживали их, чтобы определить период полураспада. Это очень странно звучит, коллега, и в лаборатории этому до сих пор не верят, но факт остаётся фактом — до сих пор ни один распад ядер 135-го и 138-го не был обнаружен. Они выглядят абсолютно стабильными.»
«Это невозможно,» — качнул головой Гедимин. «Им надо продолжать наблюдения. Даже если это остров стабильности, таких элементов быть не может. Слишком большие ядра…»
«Наблюдения будут продолжены; очень хотелось бы поработать с чистым образцом каждого из новых элементов. Если всё подтвердится, это будет самым странным открытием за время существования Лос-Аламоса. Сейчас тут обсуждают, как назвать 135-й и 138-й, и все сходятся на том, что коллега Ричард Кейзи, новый руководитель радиохимиков, заслужил, чтобы один из элементов получил его имя. Какой именно, ещё не решили, ждут результатов экстракции. Я, к сожалению, непричастен к их открытию, и моё имя никуда не войдёт — но в любом случае мне будет о чём писать воспоминания, когда мой разум ослабнет, и работу придётся оставить. Если будет малейшая возможность, обязательно попробуйте выделить эти элементы и понаблюдать за ними. Это стоит всех затраченных средств и усилий. А я постараюсь больше не пропадать с радаров — происходящее у вас очень меня занимает. С надеждой на ответ, ваш коллега Г. Конар».
Гедимин перечитал письмо ещё раз и растерянно мигнул. «Открытие ещё двух элементов… Даже если они нестабильны — у них должен быть невероятно большой период полураспада. Жаль, что у нас синтезированный образец, не часть первичного кристалла. Наверное, в нём таких вкраплений нет. Но…» — сармат покосился на Константина — тот, не обращая внимания на ремонтника, наблюдал за работой прокатного стана. «Нужно будет сделать сигма-сканер. Много ирренция для этого не нужно. Хватит и миллиграмма.»
— Что там пишут? — спросил Айрон, и Гедимин вздрогнул от неожиданности — он успел забыть, что лаборант стоит у верстака. — У тебя сейчас глаза светятся. Новости из Лос-Аламоса?
Ремонтник хотел отогнать его, но осёкся и только выключил смарт.
— Открыли два новых элемента, — сказал он. — Продукты распада ирренция. Надо будет попробовать получить их тут. Это будет интересно.
Пластину непрозрачного стеклянистого фрила — тридцать сантиметров в длину, двадцать в ширину, полсантиметра толщины — вынули из формы и положили на лабораторный стол. Она была практически чёрной, только каждую секунду от края до края пробегал яркий жёлтый зигзаг — по отрезку в несколько миллисекунд, так, что разрозненные мелькания сливались в единое движение. Всего шесть слоёв цветного фрила, чёрная подложка, прозрачная поверхность, — молния издалека была очень похожа на настоящую. Линкен стоял над пластиной, вертел в руках смарт и косился на Константина, но тот старательно отворачивался. На экране устройства застыл один из кадров старой видеозаписи — пылевой «гриб» на длинной тонкой «ноге».
— Принцип ясен, — Хольгер повернул пластину фэнрила ребром к себе и провёл пальцем по торцу. — Надо будет проверить состав на свето- и термостойкость… и, возможно, заменить несущие прослойки рилкаром. Но это уже похоже на результат. Я бы попробовал увеличить количество слоёв. Нужна более сложная картинка.
— А это, что, не подходит? — вскинулся Линкен, подсовывая химику фотографию взрыва. Хольгер покачал головой.
— Слишком много движения. У Константина какие-то сложности с движением.
— Точки поляризации, — вздохнул северянин, отрываясь от телекомпа. — Сильно не хватает программы для обработки и расчётов. Когда дойдёт до промышленного производства, к станку придётся приделать мощный «мозг» и хорошую базу изображений. А в нашей группе не хватает программиста.
— Напиши в Ведомство, — сказал Хольгер. — Если у тебя на Севере не осталось знакомств…
Гедимин досадливо сощурился. «Тут и так слишком много тыкающих в кнопки. А изучать ирренций некому.»
Он подошёл посмотреть на фэнрил ещё с утра, когда остывшая пластина лежала в форме, и убедился, что стекло получилось гладким, — большего от продукции самодельного станка не требовалось. Последний час он молча сидел у верстака и наблюдал за сарматами, и ему уже надоело. «Пора заняться делом,» — подумал он, поднимаясь на ноги. «Начать с анализатора. Он не определит вещество, которого нет в его базе, но должен что-то заметить.»
— Хольгер, тебе сейчас нужен анализатор? — спросил он, подойдя к столу химика. Выключенный прибор со сложенными «щупами» лежал на краю. Хольгер на секунду отвёл взгляд от пластины фэнрила и качнул головой.
— Сейчас — нет. Бери, если нужно.
Сармат кивнул, привычным движением проверил, заряжен ли аккумулятор, и исправен ли сам прибор, и повернулся к двери.
— Стой! — Константин резко поднялся из-за стола и сделал шаг к ремонтнику. — Что ты собираешься делать с анализатором? Все опыты должны проводиться в лаборатории. Незачем таскать оборудование по коридорам.