Синтез
Шрифт:
— Эй, Гедимин, — третий голос принадлежал Линкену — это он тянулся к стеклу. — Как ты там? Живой?
— Вроде бы да, — невесело усмехнулся ремонтник. — Пока могу стоять, а не ползать. Ты что не на работе?
— Какая работа, в ядро Юпитера?! — Линкен снова потянулся к стеклу, но медик сердито прикрикнул на него, и он остановил ладонь в нескольких сантиметрах от двери. — Мы каждый день будем сюда ходить. Пока ты можешь нас слышать, даже если однажды ты не встанешь, а подползёшь к двери. Мы не оставим тебя, слышишь?
— Хватит, Линкен, — покосился на него Хольгер. — Перестань пугать. Гедимин, тебе поискать что-нибудь в сети? Наверное, скучно там сидеть. Я бы принёс тебе распечатки. Медики говорят, меньше трёх недель ты тут не пробудешь.
Гедимин ошарашенно покачал головой. «Три недели?! Лос-Аламос…» — он стиснул зубы, сдерживая злой стон. «Там же всё отслеживается. Наверное, отчислят. Чтоб я сдох… А лаборатория? Там две работающих установки… Разнесут всю свалку за три недели, нельзя их оставлять…»
— Хольгер, — он прижался к стеклу. — Нажми на две красные кнопки внизу. Проследи, чтобы всё остыло. Я сам не смогу, а оставлять нельзя.
— Ясно, — кивнул сармат-инженер. — Не бойся. Спущусь и нажму. Всё будет цело.
У выхода снова что-то загудело, и медик зашевелился.
— Пора на выход, — буркнул он. — Убедились, что он живой? Вот и хватит. Руки!
Линкен неохотно убрал ладонь и помахал Гедимину издалека.
— Мы ещё придём, — пообещал он. — Расскажем новости. Тут думают внести поправки к закону да Косты. Джеймс всё-таки убедил их в нашем миролюбии.
— Выпустят с Земли? — оживился Гедимин.
— Не так быстро, атомщик, — ухмыльнулся Линкен. — Но надежда уже есть. Ладно, до завтра. Смотри тут, не мутируй!
Пневмозатворы снова зашипели — люк закрывался так, чтобы даже взрыв не мог сдвинуть его с места. Гедимин сел на пол, повернулся к соседней стене и постучал по ней костяшками.
— Эй, Алексей, ты не спишь? Расскажи ещё про Харольда. Ему уже давали в руки инструменты?
В карантинных камерах никого не осталось, все двери были открыты настежь, и по опустевшему коридору ползал робот-уборщик с канистрой дезинфектатора. Медик в защитном костюме стоял в дверях, отталкивая подползающий слишком близко агрегат, и ждал, пока Гедимин оденется. Новый комбинезон — первая смена за три недели — пропах дезинфецирующим раствором, карманы были непривычно пустыми, и Гедимин досадливо щурился — множество очень полезных вещей пропало вместе с заражённой одеждой. Застегнув пояс, он привычно потянулся проверить, на месте ли диск-ключ — и вздрогнул от холода, пробежавшего по телу. «Точно… Всё утилизировали…» — он на долю секунды стиснул зубы, покосился на опустевшие крепления для инструментов и повернулся к медику.
— Я готов.
Семь отверстий в коже на правой руке затянулись только на днях, корка с них ещё не сошла, но ткань, прилегающая к ним, уже не раздражала. Яркий свет в коридоре, ведущем в приёмный покой, больно обжёг глаза, и Гедимин опустил веки. Очередной робот-уборщик прополз по коридору; газовые баллоны на его корпусе были отмечены знаком химической опасности.
— Счастливчик, — хмыкнул медик, закрывая дверь карантинного барака и с облегчённым вздохом снимая шлем. — Шансы на жизнь у тебя были очень небольшие. Там, на столе, твои вещи, можешь забрать. Не был уверен, пригодятся они тебе ещё или нет.
Гедимин повернулся к столу и изумлённо мигнул. Там в крышке от чашки Петри лежал диск-ключ, а рядом с ним — несколько цацек.
— Такие вещи мы стараемся не уничтожать, — сказал медик, посмотрев Гедимину в лицо и довольно усмехнувшись. — Ключ работает.
— Спасибо, — Гедимин прижал кулак со сжатым в ним ключом к груди. — Это… очень хорошо. Что-нибудь сделать для тебя?
— Не беспокойся, — отмахнулся медик. — У нас и так всё в порядке. Утром сняли карантин. Никто не разложился. Иди, займись своими делами. А лучше — иди спать, целее будешь.
Гедимин вышел за дверь и вдохнул полной грудью прохладный ветер с озера. В последний раз он видел этот берег грязно-серым, с чередой голых кустов над тёмной водой; сегодня на ветках пробились листья, и земля вокруг сменила цвет на светло-зелёный, с проплешинами чёрного. Небо очистилось, воздух заметно прогрелся, из-за аэродрома доносился плеск, на кустах висели оранжевые комбинезоны. «Хольгер и Линкен уже освободились,» — Гедимин вспомнил расписание утренней смены и повернул было к берегу, но остановился. «Сначала — в Лос-Аламос. Если не исключили — мне ещё догонять и догонять.»
Он вышел в переулок между госпиталем и ремонтным ангаром и увидел, что в здании форта, окружённом проволочной изгородью, появилась новая дверь. Над ней виднелся яркий знак — изображение старинной бумажной книги и стилизованные языки пламени из полосатой ленты. У входа, чуть поодаль, выстроились полукругом несколько сарматов, и проходящие по площади прислушивались и ненадолго останавливались. За их спинами Гедимин увидел человека в непривычной для Ураниум-Сити одежде — такие костюмы сармат видел только на фотографиях в сети и изредка — на ком-нибудь из произносящих речи по голографической связи. Он подошёл ближе и вклинился в редкий ряд слушателей.
— Они утверждают, что сарматы, в силу их происхождения, лишены души. Какая самонадеянность! — человек потряс вскинутым кулаком; его лицо раскраснелось от волнения. Гедимин пригляделся к его одежде и удивлённо мигнул — чужак был без бронежилета. Он огляделся и наткнулся взглядом на пару охранников, остановившихся на крыльце. Они смотрели на сарматов. «Да, броня ему не очень нужна,» — мысленно согласился Гедимин.
— Многие годы вы видели только грубость, жестокость и равнодушие, и это ожесточило вас, — снова повысил голос чужак. — Вы, как никто другой, нуждаетесь в милосердии Божием. Христос, наш спаситель, не делает различий между людьми и сарматами, и каждый, кто уверует в своём сердце, будет спасён для жизни вечной, независимо от его роста и количества пальцев. Разве у вас не течёт кровь, если вы ранены? Разве вы не испытываете боли, не устаёте, не тоскуете при расставаниях и не радуетесь при встречах? Бог готов принять всех нас.