Синяя Борода, или Хуложница и Чернокнижник
Шрифт:
– Барон Себастьян д"Анвен, он это, птица известная - Нил так торопился, что сбивался с мысли и глотал окончания слов - Что я узнал в городе... Это не просто сплетня, это все знают... Все говорят...
– Ну!!!
– закричали слушатели хором.
– Барон был женат! Четыре раза! И все четыре жены того, и полгода не прожили, всех похоронил!
– выпалил Нил - Вот такого-то жениха Аделаида выбрала! Выбирала-выбирала да и выбрала!
– Повтори, что ты сейчас сказал - неожиданно твердым и уверенным голосом потребовал подошедший Теодор.
Подмастерье
– Говорят, прокляли вашего барона-то, что женки умирают! А еще люди бают, может, он сам их... того... со свету сживает? Знаете что про него мне еще один человек сказал? Что его сама святейшая Инквизиция однажды судить хотела за колдовство!
– Колдун!
– закричал отец - Колдун!
И бросился к подаренному сундуку, перевернул, стал топтать содержимое.
– Колдовство! Дьявол! Нечисть проклятая! Наваждение! Магия!
– рычал он, пока Бьянка с дочерями Моро пытались его оттащить.
– Кажется, он сошел с ума!
– испуганно крикнула Энни.
Мама стояла неподвижно, в беззвучном крике закусив кулак.
– Молчать! Тихо!
– завизжала наконец Аделаида, стараясь всех переорать - Заткнулись все, я сказала, черт вас побери!
Подскочила к отцу, встряхнула за плечи:
– Угомонись!
– Я не знаю, что со мной было - задыхаясь, обернулся Теодор к ней - Все эти дни... Я понимал, что не так что-то, но будто в тумане брел и никак не мог выбраться на свет... А тут Нил сказал "колдовство" и меня как огрели, как удар молнии...
– Пап - негромко сказала Адель, гладя его по волосам - Я думаю, нам лучше поговорить об этом в узком семейном круге, без посторонних. Давай-ка ты сейчас выпьешь водички и посидишь, успокоишься, а я пока выпровожу подружек и потом ты все расскажешь, хорошо?
Она даже не была удивлена. Она с самого начала будто знала, чувствовала.
– Ублюдок...
– бормотал отец - Наваждение... Нечистая сила... Ну пусть мне явится... Увижу - застрелю... Застрелю тварь! Придет он завтра за невестой. Женишок из ада. Я его прямой дорогой домой и отправлю...
– Отец, ты погодь судить. Людская молва еще и не такое принесет. Вспомни, как меня ведьмой назначили. А Нил - он болтлив и перекрутит все так, что из белого черное выйдет. Тем паче, что он на барона зол, помнишь, как его унизили, он выдумать мог из мести, и сплетню переврать...
– Что Нил?! Что со мной было?! Ой, как плохо мне было! Я ж чуть сума не сошел! Господи... Никогда не верил, что оно может быть так, инквизиторов живодерами считал, над Кликушей смеялся... пока на своей шкуре... Он сам демон, не мог человек такого сотворить... Рассудком тронусь, думал... Хочет тебя забрать... Вот ему! Вот!
– закричал Теодор, демонстрируя увесистую дулю - Святой водой весь дом окроплю! Священника приведу! Я его встречу, ружьем! Мать! Воду святую неси, свечку церковную зажигай, за Кликушей пошли! Спасаться надо! Да за что ж это к нам в дом нечистый пришел, никого не обидели, никого не грабили, в церковь ходим...
– Что ты говоришь? О чем ты?!
– вскричала мать.
– Околдовал меня демон, вот что! Три дня в тумане ходил, имя свое едва помнил! Ты думаешь, я бы в здравом рассудке дал свое согласие, чтобы Аделаида абы с кем... с чужаком каким-то неизвестным, впервые в жизни виданным... А ты, мать! Что ж ты меня не остановила, что ж ты мне по голове не дала, чтоб пришел в себя, дурень!
– Я сама удивилась... я не хотела... но ты выглядел таким уверенным... а в этой глухомани как ты жениха найдешь, я думала, может, повезло, богатый, знатный...
– Повезло, ой как повезло! Еще б один день и все! Фьють! И нет у нас дочки! О-ой, как повезло!
Как ни странно, Аделаида, слушая заполошные вопли отца, испытывала... неимоверное облегчение. Ужас, грызший ее неотступно и ночью и днем, ужас, что отец, кажется, сходит с ума, исчез и глядя на прежнего, буйного, злого Теодора, она была действительно счастлива.
Только ближе к полуночи ей удалось кое-как успокоить родителей и скрыться в своей комнате. Соврала, что у нее сильно разболелась голова, попросила не будить, не тревожить, и их уговорила лечь спать - завтра предстоит трудный день. Теодор, видя как спокойно и благоразумно реагирует дочь на случившееся, слегка угомонился.
В спальне Адель быстро переоделась в серое платье, накинула на голову темный платок. Кто бы он ни был - она даст ему возможность обьясниться! И хотя она сама любовалась собственным бесстрашием, и старалась убедить себя в смехотворности всей этой мистики и суеверий - сердце стучало, как сумасшедшее, по спине пробегали мурашки, привычные с детства очертания сада теперь казались зловещими, каждый сухой сук - вытянутой лапой чудовища, шелест листвы - вздохом неупокоенного мертвеца. В последний момент перед тем, как покинуть комнату, она огляделась и схватила первое, что под руку попалось - садовые ножницы. Смешное оружие, но с их тяжестью в руке девушка почувствовала себя немного увереннее.
На цыпочках прокралась мимо дома, выскользнула через калитку, а дальше бросилась бежать и перешла на шаг только у самой деревни, уже спящей, только где-то блеяла корова да возле таверны матерились заплетающимися языками два пьяных мужика, тщетно пытаясь помочь друг-другу встать. Как только поднимался один, падал другой. Двери таверны были заперты, Адель колотила очень долго, пока изнутри не послышались угрозы набить морду.
– Это Аделаида Ребер! Дочь художника! Откройте пожалуйста, это очень срочно!
Звякнул засов. Сонный слуга, недоуменно моргая и покачивая головой, все-же согласился проводить девушку в комнату к барону.
Дверь отворилась прежде, чем она успела постучать. Он стоял на пороге, обнаженный по пояс, со свечой в руке.
– Что случилось?
– в его голосе звучала неподдельная тревога.
– Нужно поговорить - задыхаясь от волнения, сказала Аделаида.
– Проходи - он посторонился. Выдернул из ее руки ножницы и стал задумчиво их рассматривать.
Аделаида ступила внутрь, некоторое время молча озирала маленькую, тонущую в темноте комнатку, собираясь с мыслями.