Синяя Борода, или Хуложница и Чернокнижник

Нехищная Алена

В дверь постучали, вошла мама, села на кровать, растерянно и горестно глядя на Аделаиду.

– Я даже не знаю, что сказать... Я не могу вот так просто тебя отдать кому попало!
– почти крикнула она.

– Мам - Адель пересела к ней, обняла, уткнулась в плечо - Послушай, если бы ты отдавала Бьянку, тебе следовало бы волноваться, а я... Я еще та зараза. Видишь, меня даже крестьяне боятся. Если мне не понравится замужем, через год я вернусь к вам домой веселой и очень богатой вдовой, обещаю.

– Глупая моя девочка...

– Я уже взрослая, мам. Мне двадцать шесть, меня все считают старой девой. Так случается со всеми родителями - дети уезжают. Я буду писать тебе

письма каждый день...

– Так ты поэтому?
– отстранилась мать - Потому что тебе двадцать шесть? А теперь послушай, что я тебе скажу. Когда я рожала, я завидовала всем своим незамужним подругам. Ты вообще знаешь, что такое эта проклятая женская доля... До Бьянки двое родились недоношенными, один уже мертвый, один умер на следующее утро. Как я рыдала... А потом я уже не могла забеременеть, к счастью, наверное. Доктор сказал, следующие роды я не переживу... И хорошо, когда рядом человек, который любит, который все поймет, мне было ради кого... Я даже представить не могу, какой это ужас, если тебя еще дополнительно унижают, издеваются... Ты не представляешь, сколько я знаю историй, ужасных историй, сколько я видела...

– Мам, хватит, пожалуйста! Жизнь вообще полна опасностей и страхов, что ж, из-за этого отказываться жить?

– Моя сводная сестра вышла замуж в двадцать пять за человека, которого любила. Ей тоже все кричали: старая дева, хватай первого попавшегося, пока не поздно!

– Если б я цеплялась за первого попавшегося, я б уже давно была замужем за Клодом.

– Может, и хорошо бы было! Хороший мальчик, и мы эту семью сколько знаем, и жили бы недалеко... У него уже сын родился, образцовый муж, говорят! Мог бы у меня уже внук быть!

– Я не хочу замуж - сказала Аделаида резко - Я... если честно, я иногда всерьез задумывалась остричься под мальчика, одеться в мужской костюм и отправиться в путешествие... Стать странствующим художником...

– Что за бред!
– воскликнула мать.

– Это для тебя - бред. Мы все-таки с тобой разные, мам. Папа меня всегда понимал лучше...

– С ним я завтра поругаюсь - деловито решила мать - Допонимался, ишь ты!

– Слушай, ну чем тебе мой жених не нравится?

Мать пожала плечами. Барон остался не только на обед, но и на ужин, был на удивление разговорчив и успел переменить мамино мнение о себе в несколько лучшую сторону, Бьянка заливисто хохотала над его шутками, краснела от комплиментов и потащила смотреть цветник, шпиц Бося, недружелюбный к чужакам, милостиво разрешил себя погладить, а уж отец весь день лучился благодушием. Одна влюбленная невеста оставалась холодна и держалась поодаль, предпочитая молча наблюдать. Как ни странно, даже будучи самым говорливым из присутствующих, барон умудрился выведать всю их семейную историю с момента переезда сюда, детские шалости Адель, папины политические воззрения и даже вкусовые пристрастия Боси - и почти ничего не рассказать о себе. Мимолетно упомянул, что был женат, ныне вдов и бездетен, о своем большом, но довольно неблагоустроенном и решительно нуждающемся в женской руке поместье на севере страны, особенно охотно говорил о младшем брате, капитане военного судна. Брата он, кажется, любил. Адель показалось, что о родственнике ему говорить намного приятнее, нежели о себе.

– Я не знаю. Я боюсь тебя так далеко отпускать. Может, я все придумала. Он вроде неплохой человек, очень здраво рассуждает... Я думала о нем хуже. И богат, и титулы, конечно, хоть и не в этом счастье... На сердце неспокойно, и все. Я весь день стараюсь себе успокоить, уговорить - и не могу. Просто он меня чем-то настораживает...

***

Минуло

четыре дня. День свадьбы был назначен на завтра. Барон уехал в город, договариваться с католическим священником, должен был вернуться нынешним вечером. Со дня помолвки они виделись всего один раз, на следующее утро, мимолетно - он торопился. В доме кипели лихорадочные приготовления. Мама с Бьянкой то и дело рыдали. Никогда еще призрак настоящей и долгой разлуки не колотился в дверь их семьи. Отец ходил задумчивый, все ронял, что-то бормотал под нос и был сам на себя непохож. Адель все-таки стукнула его по голове самой тяжелой книгой, какая нашлась.

– Я не понимаю...
– сказал тогда Теодор, глядя на дочь беспомощными синими глазами - Все ведь хорошо, да? У меня так болит голова, я с трудом соображаю... Ты рада? Скажи мне, я ведь сделал правильно, что дал согласие?

Аделаида ужасно переживала за отца. За себя как-то не очень. Все вокруг суетились, бегали, шумели и только она одна в центре этого водоворота оставалась неподвижна и внешне невозмутима. Она могла остановить весь этот балаган. Ей хотелось заорать "Прекратите! Свадьбы не будет!" Она останавливала себя каждый раз в последний момент.

"Я как заблудившийся путник иду на болотные огоньки за призраком счастья... Ведь призрак же, не больше... Люблю ли я? Разве? Зачем это все со мной случилось, как такое могло быть?"

Прибежала Бьянка:

– Пойдем, Адель! Там посыльный от барона! С подарками!

– А сам он где?

– Говорят, еще задержался в городе, приедет к ночи...

Аделаида неохотно спустилась вниз. Там копошилась куча народу - пришли три дочки Моро под предлогом помочь с приготовлениями и любопытствующими своими расспросами Адель вконец достали, а уж когда обе старшенькие за компанию с мамой тоже прослезились... Счастливой невесте нестерпимо хотелось кого-нибудь придушить, она уже готова была на брак хоть с самим дьяволом, хоть просто сбежать из дому куда глаза глядят - только бы все это наконец закончилось!

– Ты только посмотри... Чудесно...
– с отчетливой завистью вздыхала Энни. На черном бархате шкатулки сияла нить молочно-белого крупного жемчуга. Адель подошла к зеркалу, поднесла ожерелье к лицу и покачала головой:

– Нет, совсем нет. У меня слишком загорелая кожа, эти жемчужины будут смотреться только на снежно-белой... Бьянка!

Она застегнула ожерелье на шее сестры и отошла, прищурилась:

– Да, именно так! Идеально! О, здесь еще и серьги! А ну-ка... Ма, взгляни, ведь правда Бьянке хорошо?

Они доставали кружевные веера, золоченные черепаховые гребни, зеркальце в серебряной оправе и прочую драгоценную дребедень, которую Аделаида тут же радостно раздаривала:

– Нет, ты что, это слишком дорого, мы не можем это взять! Твой жених покупал это для тебя, он наверняка рассердится...
– сопротивлялась Элис.

– Он ведь богат, для него это должно быть мелочью... А если соврал, что богат, так для него же хуже!
– беззаботно пожала плечами Адель. Все происходящее казалось настолько нереальным, что она просто не могла беспокоиться о судьбе каких-то золоченных побрякушек.

В самый разгар пиршества жадно, как гарпии кости и кишечки жертвы растаскивающих кружево и шелка дам явился Нил. Все удивились, потому что подмастерье, как всегда, в воскресный день навещал родителей и в церковь на венчание должен был явиться прямо от них, благо жили они в городе.

– А что я про вашего жениха узнал!
– прямо с порога торжествующе крикнул он - Где господин Теодор?! Я буду рассказывать только при нем!

Сгорая от любопытства, они столпились вокруг подмастерья.