Сирахама
Шрифт:
При выходе из кабинета Старейшего я чуть не споткнулся о Точимару. Кажется, растущий, как на дрожжах, черный кот отрабатывал технику подсечек и подножек. И если учесть, что по словам девушек, об него иногда спотыкались даже они, можно предположить, что уровень кота в этом виде искусства — где-то на уровне черных поясов… и совсем не первых данов!
Правда, мысли мои были заняты совсем другим.
«Это что ж получается, Старик? Попытка стать у Миу первым мужчиной ни к чему не привела бы?!»
«Выходит, что так… Потому что дело не в Миу,
«„Использует“. Звучит так, будто Старейший — какой-то злодей!»
«Молодец! Чуешь подвох и демагогию… Так или иначе все друг друга используют. И с благими целями и намерениями и, даже, изредка, с неплохим результатом. Так что тот, кого якобы использовали — даже остается доволен! Иногда».
«Ой, да ладно!»
«Ну, ты ж не думаешь, Малыш, что девушки залезли к нам в постель исключительно для того, чтобы сделать нам приятное? Или только для того, чтобы нас вылечить? Были у них и свои цели! Миу не хочет к Асамия, Ренке надоело быть девочкой, Мисаки… по-моему, ей просто было любопытно. Заметь, мы даже точно сказать не можем — не ошибаемся ли мы! И они для достижения этих и многих других целей нас использовали… Ты против их методов? А? Или тебе не понравилось? Или ты против того, чтобы они нас… использовали? Ты не хочешь, чтобы наши невесты нас использовали? „Сами, девочки, выкручивайтесь сами“?»
«Знаешь, Старик! Все это, действительно, демагогия и словоблудие! Я чувствую их эмоции и знаю, что они меня любят! На остальное — насрать! Понял, нет? НАСРАТЬ!»
«О! Слова не мальчика, но — мужа! Молоток!»
— Опять волнуешься по пустякам, Кенчи?
Мастер Ма оказался первым, кого я встретил, покинув кабинет Фуриндзи… ну, если не считать Точимару, о которого я чуть не споткнулся у самого кабинета.
Мастер кэмпо пытливо смотрел мне в глаза.
— Что-то не так, Ма-сэнсэй? — Забеспокоился я.
— Совести таки не вижу! — Вздохнул Кэнсэй. — Ни капли! Обесчестил дочурочку, а стыда — ни в одном глазу! Ни вот столечко!
— На дворе двадцать первый век, Ма-сэнсэй! К тому же, вы сами сказали не волноваться по пустякам!
— Ах ты ж…! — Задохнулся от возмущения Кэнсэй.
За стеной на два голоса заржали — именно заржали — Сакаки и Акисамэ. А сверху кто-то заухал филином… Видимо, Апачай «скачал» демона-сову…
— Демоны подземного мира! — Воззвал Кэнсэй к потолку. — Верните нашего вежливого и почтительного мальчика, который каждый раз волновался по пустякам и заморачивался всякой ерундой!
— Ма-сэнсэй… не хочу вам мешать… — Заметил я. — Но Подземный Мир — внизу. Под землей.
— Но таки одно из должностных лиц этой шарашкиной конторы — наверху! — Не согласился Кэнсэй и прищурился. — Кенчи…
— Да, Ма-сэнсэй?
— А пойдем мультики смотреть! Там где-то сто — сто пятьдесят серий осталось — никак добить не можем! И бросить не можем — так затягивает, зараза! Как наркотик! И, по случаю возвращения в Редзинпаку, в которое мы тебя, конечно же, коварно заманили, разрешим тебе одну баночку пива…
— Две.
— Ладно! А то вдруг убьют тебя завтра, а я с зятем так и не выпил ни разу! — И, довольный ошарашенным лицом собеседника, бросил вглубь коридора. — Миу! Приготовишь закусочки?
— Да, Ма-сан. — Послышался оттуда голос Миу… при этом самой Миу я не ощущал! — Я теперь соленые орешки хорошо-о-о прячу!
— Вот так и живем! — Грустно покивал Кэнсэй. — Таки матриархат!
Когда за Кенчи закрылась дверь, Старейший внимательно посмотрел на кружку:
— Ну, что, — Спросил он у нее. — Выведем нашего перса на новый уровень?
Кружка почему-то не ответила. Фуриндзи перевел взгляд в самый темный угол кабинета:
— Вылезай уж, непутевая! Я на тебя уже не злюсь! — И тут же скосил глаза себе за левое плечо, где материализовалась Сигурэ.
— Правда… правда? — Со своим обычным меланхоличным видом спросила мастерица оружия.
— Конечно! Если бы вы поступали в точности так, как я вам говорю, это было бы слишком скучно!
— Морковки… поднадкусали… — Озвучила основную свою вину Сигурэ…
Правда, в ее безэмоциональном исполнении это прозвучало так, что и винить, вроде бы, не за что! Старейший вздохнул и задумался, поглаживая бороду. Наконец, изрек:
— Первое. Было весело! Второе… Ты же сделала это не просто так — а потому, что любишь своих учеников. Обоих. Конечно, ТАКАЯ любовь к ученикам немного отличается от классического представления о том, как учитель должен любить учеников… Ну, да у нас же Редзинпаку, а не какая-нибудь скукотища! И ты даже пошла на такие чудовищные жертвы! Ты ведь так хотела себе эту смешную железку красавицы Шакти! — Старейший зажмурился, предаваясь каким-то воспоминаниям. — Третье. В целом операция была организована грамотно. Молодец! Четвертое. Наш ученик теперь даже не в потемках, а в кромешной темноте бродит… отличная среда для его роста! Пятое… иногда полезно, чтобы ослик знал, какие они вкусные, эти морковки! И — шестое… Это все-таки было весело!
— Спасибо…
— Пожалуйста… А вот за то, что нарушила мой приказ не появляться в спальне ученика — я тебя, конечно, накажу обязательно!
— Любопытство… кошку… сгубило. — Согласилась Сигурэ.
— Это точно. Хорошо, хоть сама из этого твоего кошачьего любопытства в постель к ним не залезла… или?
Старейший подозрительно прищурился, но Сигурэ по-прежнему равнодушно смотрела на стену. С едва заметным румянцем на щеках.
— М-да… ученик правильно мне подарок на новый год сделал! Только не театр это. Совсем не театр. Это просто цирк какой-то!
— Плеточку… принести? Есть… девятихвостая… с шариками…
Из кабинета Старейшего донеслось веселое «Хо-хо-хо»
— У вас уже почти получается, сэнсэй! А теперь попробуем чуть-чуть обнажить зубы… Та-а-ак… Смелее-смелее! Тут никого нет, кроме меня. Ой, какие у нас ровные и белые зубки! Нет-нет, это слишком — клыки не надо показывать. Мы же хотим сделать улыбку дружелюбной и милой, как у настоящих японских женщин, а не как у этих американских вульгарных дылд!