«Сирены» атакуют
Шрифт:
К нему продолжали ходить прорезиненные и просвинцованные садисты; им занимались, его изучали, ему удивлялись.
И Остапенко интуитивно догадывался, что ценность его особы постепенно и непонятным образом растет.
Он видел недоумение немцев и понимал, что теперь его хотя бы не прибьют, как муху. Точно, не прибьют… А к опытам он постепенно стал привыкать. Он терпел невыносимые мучения, но неизменно выздоравливал, и этот последний процесс даже начал доставлять ему естественное удовольствие.
И
Размышлял - это, ясное дело, сильно сказано. Не размышлял - мечтал. Сбежать из трюма не сумел бы и вооруженный до зубов диверсант.
Но он уже познал чудо - почему бы не произойти еще одному? Он давно перестал полагаться на Бога. Но зачем-то Бог берег его, и не хотелось думать, что Господь покровительствует нацистам, сохраняя удивительный экземпляр для новых испытаний во имя торжества германского оружия.
Часть четвертая
ТАЙНАЯ АКТИВНОСТЬ
Глава одиннадцатая
ЛЮБУЯСЬ КРАСОТАМИ
Номера в монастырской гостинице были двухместные, и Чайке как даме выпало поселиться одной, в ожидании соседки. Из этого можно было извлечь пользу, и Посейдон отвел Артемия в сторону.
– Постарайтесь сделать вот что, - сказал он негромко.
– В прибывающей немецкой группе есть женщины. Постарайтесь поселить одну в этот номер.
Монах с сомнением покачал головой.
– Это будет трудно устроить. Там две женщины, и естественнее будет поселить их вместе.
– Понимаю, но вы все-таки попытайтесь. Организуйте путаницу с бронью. Если немка слишком явно заартачится, то уступите. Пусть хотя бы проявится: активное нежелание послужит косвенной уликой.
– Как и активное желание, - заметил Артемий.
– Это верно, - согласился Посейдон.
– Зосима будет ждать вас в церкви через полчаса. Желательно, чтобы вы вошли в курс дела до прибытия группы.
– Да, конечно. Мои люди уже переодеваются…
Брови Артемия поползли вверх:
– Что значит - они уже переодеваются? Вы уже готовы, что ли, выступить в роли реставраторов?
– Да нет, - улыбнулся Каретников.
– Никаких фартуков и косынок. Я не вполне правильно выразился. Они… оснащаются.
Монах понимающе кивнул.
– Надеюсь, что вы не проявите вопиющую неосведомленность в профессиональных вопросах.
– Не беспокойтесь. Мы будем молчать как рыбы, лишнего не ляпнем. В конце концов, вода - наша привычная стихия.
Помявшись, Артемий сказал:
– Руководство обители… очень просит не забывать, что на территории находится детский лагерь…
Каретников, уже направившийся в свой номер, резко остановился.
– Какой еще, к черту, детский лагерь?
– Но разве вас не поставили в известность? На острове разбит детский православный лагерь. Дети помладше приехали с родителями, те, что постарше, - без сопровождения. Целая орава.
Забавно, что Артемий никак не отреагировал на поминание черта. Посейдон сжал кулаки.
– Но это ведь не лезет ни в какие ворота! Здесь же черт знает что может начаться!.. И потом - работы по подъему объекта тоже небезопасны, насколько я понимаю. Как же сюда пустили детей?
– Это так, и все родители были предупреждены. Но паломники есть паломники. Это глубоко верующие люди. Некоторые даже усмотрели в этом некий подвиг. Заставь дурака Богу молиться…
Очередное ругательство, произнесенное Каретниковым, крепко превзошло прежнее и прозвучало абсолютно неуместно в этих стенах.
– Бардак!
– продолжил он гневно.
– Сущий бардак! Одна рука не знает, что делает другая, - вот уж воистину по Писанию… Почему нас не предупредили? Это может сорвать операцию! Детей нужно немедленно эвакуировать!
– Их, безусловно, не следовало пускать, - возразил Артемий.
– А теперь уже поздно. Эвакуацию невозможно провести незаметно, поскольку все может пойти прахом.
«Сирены» послушно ходили за братом Зосимой, который несколько успокоился и был приятно удивлен вниманием, с которым его слушали. Он ненадолго сделался истинным пастырем, наставляющим благочестивое стадо.
Ему почтительно внимали, Торпеда и Магеллан даже делали пометки. Именно они прошли курс специальной тренировки памяти, и записи требовались им на всякий случай, больше для видимости, если вдруг придется объяснять, каким чудесным образом им удалось так хорошо все запомнить.
– Ну, доминанты архитектурного ансамбля очевидны, - говорил Зосима.
– Колокольня и купола собора, здесь не на чем особо останавливаться. Из старого комплекса монастырской гавани сохранились только странноприимный дом, для бедных, и часовня. Часовню Святителя Николая построили в восемьсот пятнадцатом году. Ее, кстати заметить, уже отреставрировали, потом можете полюбоваться как профессионалы… А саму гавань еще семьдесят лет назад окружал этакий обруч.
– Зосима сделал движение, как будто заключал кого-то в объятия.
– Обруч из бревенчатых ряжей с камнями внутри, а со стороны берега были гранитные блоки.
Экскурсанты обходили остров, то и дело останавливаясь и осматривая достопримечательности, на которые обращал их внимание Зосима.
Впитывание материала экскурсии было возложено на Магеллана и Торпеду, для прочих экскурсия в большей мере имела совсем другое содержание. «Сирены» отмечали про себя пути подхода и отступления, естественные и искусственные укрытия; высоты, с которых удобно вести огонь; наличие подозрительных лиц и систем слежения. На их лицах застыли обманчиво кроткие маски; старый морской волк Мина рисковал даже переусердствовать, настолько несвойственно было ему это выражение.